— Ты должна отдать все, что у тебя просил орангутанг, — выдал решение наш мозговой центр, — иначе я не ручаюсь за твою дальнейшую судьбу. Большие ребята не будут брать с тебя подписку о невыезде. Лезвием по горлу — и в колодец.

— Врешь, — усомнилась я.

— Поверь моему милицейскому опыту, — побожился Ромка.

— Иди лопай свой омлет, а меня оставь одну — мне нужно подумать.

— Думай, думай, Спиноза, — вновь огорошил меня эрудицией сосед и важно прошествовал мимо меня на кухню.

Поводов для размышлений было хоть отбавляй.

Зачем, как справедливо хотел узнать следователь, Славке нужен был именно его фотоаппарат? У нас они совершенно одинаковые. Значит, на пленке у Ковалева уже было что-то отснято. Что именно, я узнаю уже сегодня вечером. Но... Завтра утром ко мне придет орангутанг, и мне придется отдать ему все-все-все. И я опять останусь у разбитого корыта. Так не пойдет. Как я буду проводить расследование, не имея на руках ничего: никаких улик, доказательств и всего прочего, что необходимо в таких случаях? Еще немного поразмышляв, я вошла к Ромке на кухню.

— Рома, я ничего отдавать не буду.

— Ты о чем? — шамкая набитым ртом, поинтересовался он.

— Я о пленке и фотографиях, — терпеливо пояснила я бестолковому соседу. Удивительное дело, когда Роман предавался процессу поглощения еды, он забывал все на свете. Никакие чрезвычайные ситуации не могли испортить человеку аппетит. Уверена, что и сон у него был ровный и глубокий, что бы ни случилось.

После моих слов у Ромки омлет застрял на полпути к желудку: он вытаращил глаза и, кажется, перестал дышать. Признаюсь, я ожидала примерно такой реакции, поэтому молча наблюдала, как помощничек справляется с критической ситуацией. Терпению моему не было предела. Через несколько минут, утерев проступившие во время шока слезы, Роман вопросительно уставился на меня, взглядом умоляя, чтобы ему прояснили ситуацию.

— Завтра, когда приедет... м-м... товарищ из мафии, я отдам ему все, что он просил: и негативы, и позитивы, и фотоаппарат. Только копии снимков я оставлю у себя, — я была на удивление немногословна. Скорее всего, серьезность положения мобилизовала все внутренние силы моего хрупкого организма.

— И что уважаемый Пинкертон собирается с ними делать? — ехидно поинтересовался сосед.

Моя железная воля помогла мне молча вынести и это оскорбление.

— Употребить для раскрытия преступления. Я вас выведу на чистую воду! — непроизвольно мой кулак взметнулся в воздух и погрозил неизвестно кому.

Любитель омлета глубоко вздохнул:

— Господи, и этот человек собрался расследовать серьезнейшее преступление. У тебя нет ни опыта, ни связей, ничего у тебя нет, кроме благородного порыва и оскорбленного самолюбия.

— Зато у меня есть ты, — нагло подлизалась я. — А у тебя есть и опыт, и связи, и все другое.

Я прекрасно понимала, что крепость готова сдаться, осталось преодолеть последние редуты, и победа будет за мной. Пора приступать к решительному штурму.

— Вот что я скажу тебе, Алексеев. С тобой или без тебя — я буду заниматься этим делом. Убили моего друга, и произошло убийство в моей квартире. Хотя менты и отпустили меня под подписку о невыезде, но окончательно подозрения не сняли, товарищ Владимир Ильич ясно дал это понять. Это раз. Теперь два, гораздо хуже, чем подозрения следователя, — плохие ребята. Знаю я что-нибудь или нет — их мало волнует. Ковалев умер у меня, можно сказать, на руках, и доказать полную непричастность ко всем его махинациям, или как там это называется, я не смогу по той простой причине, что они не захотят меня слушать. Способы и средства работы этих господ тебе известны не хуже моего, и существует большая вероятность, что уже завтра после одиннадцати ноль-ноль ты обнаружишь здесь мой остывающий труп.

Я столь ясно представила себе такую картинку, что волосы зашевелились у меня на голове.

Роман помолчал немного, наверное, он тоже воочию представил себе, как обнаруживает мое холодное прекрасное тело.

— Да, Женька, — со вздохом протянул Ромка, — влипла ты здорово. Надо вытаскивать тебя из этого дерь... из этой ситуации. Для начала заберем снимки и посмотрим, из-за чего, собственно, весь сыр-бор. А потом... Думаю, придется тебе съехать на время с квартиры. Подыщем тебе временное жилье. Есть у меня один дружок...

Алексеев хитро прищурился, как-то по-девчоночьи хихикнул и отправился звонить своему таинственному дружку. Я принялась за уборку территории кухни. Не глядя, сунула пустую тарелку в мусорное ведро, а кофеварку со сковородкой — в холодильник. Мысли мои были слишком далеко от прозы жизни, и такие досадные промахи можно простить человеку, рискующему завтра пополнить коллекцию патологоанатомов. На кухне нарисовался довольный Ромка. По всему видно, что переговоры с таинственным незнакомцем, вызывающим такую странную реакцию у моего боевого товарища, прошли успешно.

— Ну все, я договорился с дружком. Сегодня же ты переезжаешь к нему. За фотографиями пойдем ближе к вечеру. Жень, у тебя есть что-нибудь перекусить, а то я голодный почему-то...

— Ага, — кивнула я, — Галина Бланка буль-буль. Будешь?

— Ты еще свеженького кипяточку предложи. Мне бы посущественнее, силы-то понадобятся. Ты поколдуй тут на кухне, а я пойду подумаю, — с этими словами Ромка неторопливо прошагал в комнату.

Полюбуйтесь на этого нахала! Стоило определить его в добровольные помощники, как он меня моментально приговорил к исправительно-трудовым работам на камбузе! Тоже мне, Чапай! Думать он, видите ли, будет. Я с надеждой заглянула в холодильник. Яйца, сыр и ветчину еще недавно с аппетитом доел сам мыслитель-полководец. Кроме пустой сковородки и кофеварки, там сиротливо доживал свой век кусок докторской колбасы, кажется, еще со времен Куликовской битвы. Кот презрительно отвернулся от предложенной закуски, всем своим видом давая понять, что переработанными отходами пищевой промышленности не питается. Нужно было отправляться в магазин. «Пусть Ромка идет, — разозлилась я, — думать можно и в супермаркете». Я влетела в комнату с намерением послать соседа за провиантом и замерла на пороге с отвисшей челюстью:

Алексеев расположился в кресле, которое недавно занимал Ковалев, и не шевелился.

«Господи, еще один! — мелькнула мысль. — Трупы размножаются, как тараканы! А этого-то за что?»

«Он слишком много знал», — торжественно провозгласил мой голос.

К покойникам в моем любимом кресле я начала постепенно привыкать, поэтому почти спокойно приблизилась к телу и легонько ткнула его кулаком в живот.

Тело с громким воплем подскочило и обрушило на мою бедную голову набор слов, в котором самыми понятными были предлоги.

— Ромка, — обрадовалась я, — ты живой!

— Конечно, живой! А ты живого человека тыкаешь куда ни попадя.

— Я же не знала, что ты не труп. Мне показалось, что ты мертвый, а с мертвяками у меня разговор короткий.