— Сейчас мы ступаем по опасной территории, — пояснил Тирибаз. — Любой человек может выдать нас твоей матери.

Выбившись из сил, они остановились в просторной пещере, вход в которую надежно скрывали лозы и листья дикого винограда.

— Здесь пересидим дождь и двинемся дальше, — решил Моаферн. — А пока давайте поедим.

Митридата немного тошнило, болела голова, и он с отвращением посмотрел на кусочек овечьего сыра с хлебом:

— Не могу!

— Ты не ешь уже дней пять, насколько мне известно. — Тирибаз склонился над ним, его шрам от напряжения выглядел белее обычного. — Если и дальше так пойдет, ты умрешь. Это и нужно твоей матери и ее приближенным. Они сделают все, чтобы страна скатилась в пропасть. О господин! Я прошу тебя съесть хоть немного!

Услышав его слова, Митридат заскрежетал зубами. Вспомнилась мать и вероломное убийство отца, вспомнились и собственное отравление и падение с лошади. Разумеется, это было не случайно, за всем стояла она, женщина, которая произвела его на свет и теперь мечтала свести в могилу. Что ж, у нее ничего не получится. Собрав все силы, он зажмурился, надкусил кусок сыра и с усилием проглотил, запив ледяной ключевой водой.

— Ты настоящий герой! — восхитился Моаферн. — Твой отец гордился бы тобой!

* * *

Лаодика с убранными в прическу волосами и в белом хитоне восседала на троне. Ее синие глаза злобно сверкали на бледном лице. По правую руку царицы стоял евнух Гиетан, которому она доверяла, как отцу. Он знал все и обо всех и докладывал царице с особым рвением. Благодаря хитрому седобородому евнуху, презрительно относившемуся к женщинам, кроме одной, с плеч слетела не одна голова. Сегодня утром, выслушав печальную историю о побеге Митридата и о том, что он в курсе главной дворцовой тайны, Гиетан сморщил и без того морщинистый, как у обезьяны, лоб.

— Все это печально, госпожа, — прошамкал он, демонстрируя недостаток зубов. — И посему я могу посоветовать лишь одно — разделаться с Митридатом. В противном случае вы рискуете своей жизнью. Вам известно, что есть много способов лишить вас жизни. Вы можете нанять охрану, которая будет ночевать в ваших покоях, но вашим врагам ничего не стоит подкупить одного стражника. Мне жаль вас, госпожа. Вы так молоды и прекрасны! И вы хорошо управляете страной!

Лаодика сжала маленькие кулачки:

— Что же делать, Гиетан? Ты один можешь подсказать мне дельный совет.

— Этот совет давал тебе и твой любовник Мнаситей, — усмехнулся старик. — Лиши Митридата жизни, и тебе больше ничто не будет угрожать.

— Но где его искать? — Царица уже не волновалась, она потихоньку привыкала к мысли, что старший сын хочет ее смерти и будет всячески стремиться к этому. А если так, какое значение имеют родственные связи, даже и такие близкие!

— Вызови придворных, пригрози им, установи короткие сроки — и они перероют землю, но принесут на копье голову твоего сына, — посоветовал евнух. — Конечно, не забудь пообещать награду тому, кто это сделает. Уверяю тебя, не пройдет и недели, как они исполнят твое приказание. Тирибаз со своими дружками и Митридатом не могли далеко уйти. Не забывай, что твой сын находился при смерти.

Лаодика приподняла насурьмленные брови-подковки. В ее улыбке светилось торжество:

— О, как ты прав, Гиетан! — похвалила она евнуха. — О, как ты прав! Распорядись, чтобы сюда пришли все вельможи.

Гиетан низко склонился перед госпожой:

— Слушаю и повинуюсь. Они примчатся к тебе, как ветер. Что может быть быстрее ветра?

«Только человеческая мысль», — вспомнила Лаодика слова какого-то мудреца и поправила прическу, придавая лицу суровое выражение.

Придворные относились к евнуху, как к ней: больше боялись, чем уважали. Вот почему она не сомневалась, что вскоре тронный зал наполнится людьми, которые убеждали ее в своей преданности. И действительно, не прошло и пяти минут, как в зал вбежал вельможа, перс Багофан, верховный надзиратель за всеми чиновниками и государственной канцелярией, бледный, не выспавшийся, вытирая пот с красного лица. После гибели Митридата Эвергета он пугался царских приглашений: от Лаодики можно было ожидать чего угодно. Боявшаяся собственной тени, она без зазрения совести казнила тех, кого считала своими врагами. Подойдя к трону, он согнулся так низко, что его борода коснулась мраморного пола.

«О боги, если бы низкий поклон доказывал преданность!» — подумал перс, боясь распрямиться. Следом за ним подтягивались и другие: секретарь царицы грек Дионисий, начальник телохранителей Мнаситей и гаушака, что значит подслушивающий, армянин Гергис.

Просторный зал, будто копья, изрезали тонкие солнечные лучи, начищенный рабами мрамор сверкал первозданной белизной. Золотом отдавали медные фигурки животных и птиц, украшавшие ажурные стены. Царица обвела всех, кто постоянно клялся ей в преданности, насмешливым взглядом. По этикету евнух должен был заговорить первым, но она, как только Гиетан открыл рот, подняла руку с тяжелыми перстнями, приказывая ему замолчать.

— Я пригласила вас, всегда утверждавших, что служите мне верой и правдой, чтобы на деле проверить это. — Синие, как море на глубине, глаза Лаодики сверлили всех, пытаясь проникнуть в мысли каждого. — Настало время доказать. Вы готовы?

Теперь все склонились перед ней. Гергис, страдавший болями в спине, тихо застонал, и ей стало смешно. Как все-таки хорошо властвовать над людьми, чувствовать себя богиней! Этому сосунку Митридату не удастся лишить ее удовольствия.

— Ваши коленопреклоненные позы подтверждают, что готовы, — удовлетворенно сказала она. — Что ж, давайте обсудим детали. Как известно, моего сына Митридата похитили. Да, да, именно похитили, и мне, как, думаю, и вам, известно, для чего. Предатели, возглавляемые Тирибазом, пытаются внушить Митридату, что я его враг и меня нужно убить. Боги видят, что я не желала его смерти. — Это была откровенная ложь, и Лаодика, поморщившись, ожидала, что ее ударит молния всевидящего громовержца, но этого не произошло. — Да, я не желала его смерти, — продолжала царица, — но он со своими наставниками желает моей.

Мужчины слушали ее очень внимательно, Мнаситей подбадривал любовницу взглядом, пощипывая смоляную бороду. Гергис демонстрировал угодливую улыбку, Дионисий щурил серые глаза, поглядывая на тяжелые парчовые занавеси.

— Я не могу этого допустить. — Царица вздохнула, будто бы сожалея о том, что случилось. — Но оставить все как есть тоже не могу. Избавившись от меня, Митридат сядет на трон, и его опекунами станут люди, присутствие которых нежелательно не только во дворце, но и в стране. Они не приемлют никаких договоренностей с римлянами, а это приведет к тому, что самое сильное в мире войско уничтожит нашу страну. Может быть, — она обвела взглядом присутствующих, — кто-то считает иначе?