а вы болтаете о пустяках, словно не происходило ничего страшного». Но мы его не понимали, мы были всего-навсего подростками, которых больше интересовало, когда у нас начнут расти груди, и когда мы станем, наконец, носить лифчики, чем какие-то события, которые происходили неизвестно где и задолго до нашего появления на свет. Так продолжалось до того, как я побывала на выставке, посвященной холокосту, где я увидела груды женских волос – бесконечные кипы волос, состриженных с голов жертв нацистских преступников. Именно тогда я ощутила весь ужас тех событий. От этих волос исходила сила, которую было невозможно игнорировать. Студенты-медики испытывают подобные чувства, когда вскрывают трупы на занятиях по судебной медицине. После окончания курса вскрытий проходит поминальная церемония. Работа с силиконовыми муляжами не вызывает, конечно, никаких чувств и эмоций.

Именно такие чувства испытывал актер Брэдли Купер. Он играл человека-слона в одном из лондонских театров, и хотя в публичном музее Лондона есть копия скелета Джозефа Меррика, актер попросил разрешения увидеть настоящие останки этого человека, которые находятся в нашем музее, но доступны только для студентов, врачей и ученых. Однако Купер хотел сыграть свою роль правдиво, и мы дали ему разрешение на посещение музея. Актера очень хвалили за игру, а сам он с большим почтением отнесся к останкам своего героя. Накануне своего возвращения в США Брэдли Купер еще раз пришел в музей, чтобы попрощаться с Мерриком. Этот скелет остался человеком, как остались людьми все пять тысяч экспонатов музея, находящиеся на моем попечении. Эти люди важны, могущественны и полны историй – историй, выяснять которые теперь дело моей жизни.

Именно за это я люблю дело, которым сейчас занимаюсь. Дни мои очень разнообразны: сегодня я выступаю на телевидении, на моей груди красуется визитка с надписью «Страшная Карла», и я выигрываю золотую тыкву; завтра я уже меняю раствор, в котором хранится грыжа, удаленная в 1750 году; потом наступает день, когда мне надо ехать на киностудию, чтобы проконсультировать актрису, играющую главную роль в каком-нибудь триллере, связанном с моргом. Я много лет проработала в морге, но, как я уже сказала, ирония заключается в том, что тогда у меня не было времени на такие отвлечения, как выступления на телевидении и углубленные исследования. Теперь же, когда мне не приходится на полную ставку работать в прозекторской, я могу поразмышлять о том, насколько безумно тяжела, безумно интересна и безумно содержательна работа лаборанта морга. Сейчас одной ногой я стою в прошлом науки о смерти, а другой ногой – в ее настоящем и будущем.

Работа в морге – это не занятие, ведущее в тупик.

Глава 2

Подготовка: «Встречи с горем»

Я готов к встрече с моим Творцом. Готов ли Творец к испытанию, которое сулит ему встреча со мной – это уже другой вопрос.

Уинстон Черчилль

Мой дедушка Фредерик с облегчением освободил свои ноги от ноши своего бренного тела и, испустив удовлетворенный вздох, сел в свое любимое кресло. Вздох, как обычно, перешел в привычный кашель курильщика. Мы только что вернулись из нашего так называемого сада, который, на самом деле, представлял собой клочок заросшей травой земли перед жалкой лачугой, которую дедушка и бабушка Лили гордо называли домом. Однако мне, семилетней девочке, эта крошечная лужайка представлялась огромным садом, и я помню, как я без устали носилась по нему, а дед сидел, прислонившись спиной к стене дома, и курил самокрутку.

Теперь, когда я вспоминаю детство, дедушка напоминает мне Сида Джеймса – своими гладко зачесанными назад седыми волосами и озорным смехом, от которого глаза его превращались в узенькие щелочки. Однако на фотографии, сделанной во время свадьбы дедушки и бабушки, он больше похож на Хамфри Богарта – своей молодцеватостью и набриолиненными волосами. Во время Второй мировой войны дед воевал в Бирме, но никогда об этом не рассказывал. Он отлично играл на аккордеоне – в этом сказывалось его цыганское происхождение. Я имею в виду не тех цыган, которые выступают по телевизору, носят странные, едва ли не свадебные, наряды, и чудовищно накрашены. Мои предки были цыганами Старого света, которые путешествовали из конца в конец континента в своих пестрых кибитках. Это были настоящие ромалэ, которые, сидя у костра, пили горькую сливовицу, проклинали всякого, кто попадался им на глаза, и приносили в жертву кур, по внутренностям которых гадали, какая из дочерей первой выйдет замуж.

Отец деда, мой прадед, был боксером, несмотря на то, что руки его были так коротки, что ему приходилось носить на рукавах рубашек подвязки и после того, как они безнадежно вышли из моды. Он всегда отращивал ноготь на большом пальце и пользовался им для того, чтобы подводить часы. Он прокалывал людям уши (естественно, не ногтем), а из своей собственной серьги сделал обручальной кольцо для своей невесты, моей прабабушки. У них родились пятеро детей, но все они умерли в младенчестве, что не было большой редкостью сто лет назад. В 1903 году они переехали в Великобританию, где произвели на свет еще пять детей, из которых старшим был мой дед Фредерик. Это все, что я знаю о жизни моего дедушки.

Более живые мои воспоминания касаются его лица в момент смерти.

Судороги начались у него почти сразу после того, как он сел в свое любимое кресло. С высоты моего роста, а это почти на уровне его тапочек, я смотрела на дедушку снизу вверх, и мне уже тогда казалось, что я смотрю в лицо самой смерти. У него закатились глаза, голова запрокинулась назад, из уголка рта вытекла капелька крови, которая стекла вниз, оставив на щеке алый след. Затем – и это выглядело трагикомично – из его рта вылетели зубные протезы, которые с отчетливым стуком упали на расстеленный на полу ковер. Кто-то (не помню кто) увел меня из комнаты, и понятно, почему: семилетний ребенок не должен это видеть.

У деда случился массивный инсульт. Фактически он не умер, сидя в кресле, но и по прибытии в госпиталь ему не стало лучше. Он умер на руках мамы и теток, которые поехали вместе с ним. На похороны меня не взяли, потому что я была слишком мала, и я не помню, как вела себя в тот день моя семья. Но я помню только одну подробность, касающуюся его смерти, и она сильно меня напугала.

Я была очень подвижным и энергичным ребенком. Думаю, что эту черту я