смутился еще больше. — Ну, детей развлекал, маленьких, у которых родители на работе.

Дедушка одобрительно кивнул и наклонился над муравейником, где отчетливо отпечатался след ботинка.

И тут Омар с ужасом вспомнил, утром, падая с дерева, он одной ногой угодил в муравейник. Не хватало еще, чтобы дедушка узнал про прыжок.

Но дедушка, кажется, сразу смекнул, в чем дело. Он поднял голову и заметил на липе бессильно повисшую ветку.

— Вот тебе и раз! Не помню случая, чтобы у меня в саду ломали деревья. Похоже, кто-то залез на липу и сорвался.

Омар смотрел на липу, тоже стараясь казаться удивленным. А как было бы просто признаться дедушке, что это он случайно сломал ветку. Наверное, дедушка даже не очень рассердился бы. Но ведь он обязательно спросит, зачем Омар залез на липу? В том-то и дело: не рассказывать же дедушке, как он поздно проснулся, как подслушивал с балкона Синичку, а потом решил забраться в сад, чтобы Синичка этого не заметила…

Омар отвернулся от дедушки и пожал плечами:

— Не знаю. Меня не было дома.

— Ладно, — нахмурился дедушка. — Карим все равно найдет виноватого!

— А как он найдет? — с деланным равнодушием спросил Омар.

— Иди попроси у бабушки бинт, — сказал дедушка, не отвечая на вопрос.

— Какой бинт?

— Обыкновенный. Каким людям раны перевязывают.

Омар бегом бросился к бабушке. Когда он вернулся с бинтом, дедушка Хасбулат сидел на дереве и старательно пригонял сломанную ветку на старое место.

— Она приживется?

— Если бы сразу все сделать как надо — землей натереть, чтобы сок не вытекал, привязать покрепче — непременно срослась бы. А теперь — не знаю. Сока много вытекло. Сок для дерева как кровь для человека. Но будем надеяться! А вот муравьев, которые из-за тебя погибли, уже никак не воскресить.

Такая боль слышалась в дедушкином голосе, что Омар не мог ничего сказать.

— А знаешь ли ты, сколько лет этому муравейнику? — спросил дедушка, спустившись с липы и присев на маленькую скамеечку возле дерева. — Больше, чем нашей сакле. Я строил саклю пятьдесят лет назад, а муравейник уже тогда стоял. Чтобы его не потеснить, я отодвинул саклю на двадцать метров от самого удобного для строительства места. И муравейник оказался в саду. Для муравьев я и пшеницу посеял…

— А какая польза от муравьев?

— Польза какая? Они уничтожают насекомых, вредителей деревьев, спасают деревья от болезней, продлевают им жизнь… И заметь, муравьи никогда не сидят без дела. Ни минуты. Я вот всю жизнь удивляюсь их трудолюбию. Их выдержке. Их упорству. А какие они верные и дружные! Все вместе они могут одолеть даже змею… Да-а… А после одного случая я считаю себя вообще в долгу перед муравьями.

— Какого случая?

— Какого? — Дедушка задумался, и Омар понял, что он вспоминает очень далекое-далекое. — Так и быть, садись и слушай…

* * *

— Восемнадцати лет я пришел в партизанский отряд. Было у меня с собой харбу́кское[8] ружье, амузгинский[9] кинжал да отцовский конь. Только вот ростом я был не выше тебя. Двинулись мы с партизанами против банд Гоцинского и Деникина. В партизанском отряде все люди молодые, веселые. А командир был Нур Рабада́н, известный поэт и отчаянной смелости человек.

Как-то раз заняли мы удобную позицию в местечке Ая́-Кака́. Готовились отразить наступление карательного отряда генерала Попова. Этот отряд составляли хорошо обученные и вооруженные солдаты. Их было в несколько раз больше, чем нас. Но мы решили стоять насмерть.

Первой в атаку двинулась наша конница. За ней те, у кого коней не было. Бешеный пулеметный огонь обрушился на нас. Хрипели раненые кони, падали убитые товарищи, быстро кончались боеприпасы. Вот уже и у меня не осталось патронов. Я вытащил кинжал. Мой друг Хабибулла́ протянул мне винтовку. Ему только что снарядом оторвало левую руку. Ненависть и отчаяние охватили меня.

— И ты из этого ружья убил много врагов?

— Да нет, внучек, почти сразу же ранило и меня. Потерял я сознание. Пришел в себя, попытался встать — не могу. Голова кружится, в глазах туман. Рана на ноге болит…

Вокруг убитые лежат. А где-то вдали все еще стреляют. Хотя уже беспорядочно. Без прежнего напора. Я решил: все кончено. Лежал и мысленно прощался с родными, с друзьями, с горами и небом… Я даже не пытался уползти. Лежал и лежал. Не знаю, сколько времени прошло так. Поймал себя на том, что слежу за муравьем. А муравей упорный такой. Тащит на себе ячменное зерно, которое в три раза его больше. Пробирался он через траву, густую и высокую…

Уронит зернышко, остановится, снова его ухватит и дальше тащит. Кругом стреляют, убивают, а он знай себе свое дело делает. Мирное. Такая воля к жизни, такое упорство. Я помню, это поразило меня, как до того мужество Хабибуллы.

Стало совестно, что я сдаюсь, что безволие проявляю. Собрался я с силами и пополз. Добрался до какого-то источника и сознание потерял. Но это уж от меня не зависело. А потом я очнулся и узнал — подобрали меня мекеги́нские женщины, несколько дней выхаживали, пока я в себя пришел. А тяжелораненых, которые на поле остались, после боя поповцы прикончили…

— Но вы все-таки прогнали белых? — спросил Омар. Рассказ показался ему не таким уж интересным. Лучше бы дедушка о своих подвигах вспомнил. А то что там! Муравей… Женщины… Ребятам будет нечего пересказать. Окажись он в таком бою, нашел бы, что вспомнить… Кстати, ведь и проверять бы никто не стал.

Дедушка вот говорит, что Хабибулла героически сражался, но когда ему руку оторвало — в лес ушел. А он, Омар, сам читал в книге одного дагестанского писателя, как Хабибулла именно после этого с криком «Ура!» на врагов бросился и других за собой повел…

— Нет, Омар, — сказал дедушка, помолчав немного. — В том бою мы не победили. Трудные дни тогда были. Победили мы позднее. Много товарищей моих погибло. И я в тех последних боях уже участия не принимал. После ранения еще не поправился…

Странно как-то рассказывал дедушка. Будто ничего особенного не произошло.

— Ну, а ордена есть у тебя, дедушка?

— Какие ордена?

— За участие в войне. Боевые.

— Вижу, хочется тебе дедушкой похвастаться. Ордена и медали иметь, конечно, почетно. И у меня они есть. Но нельзя только по ним о людях судить. Нехорошо это. Вот мой друг Муртуз. У него нет ни орденов, ни медалей, но его в ауле все уважают. Потому что он живет и работает честно. В трудную минуту всегда