ли из чего такого. На снегу они раскисли и покосились. А подле толпились актёры и актрисы. В богатых костюмах, взбитых париках… Я глядела на них во все глаза. А слёзы всё щипали и щипали щёки.

На улице была холодрыга, а в кузове духота. Там столько набилось народу, что меня сдавили со всех сторон. Разбойники разных мастей – мужчины и женщины, старики и малолетки. Большую часть совсем не заботило, что везут нас на лобное место. Они гоготали и переговаривались, кто беспалый, кто с повязкой на глазу. Жуткие. Сброд! Каким скоро и мне…

Подле меня сидела богато одетая молодая госпожа. Сперва я не замечала её. Слёзы душили меня, я баюкала одной рукой другую. В мыслях пыталась проститься с мизинцем. Я отчего-то решила, что рубить начинают с него. Но в какой-то миг госпожа вдруг взялась за мой платок. Я решила, что надобно сделать вид, будто не замечаю. Мне не хотелось ни с кем разговаривать. Но тогда господарочка ощутимо потрепала меня за плечо. Пришлось размазать по щекам слёзы и обернуться.

«Тебе сколько лет?» – у неё был мягкий и какой-то весь такой вкрадчивый голос. Как у лисицы.

«Оди… двенадцать», – сказала.

Лучше бы я промолчала, но нас годами учили относиться к богатым взрослым с почтением. Слова вылетели изо рта прежде, чем я смогла подавить в себе желание услужить. Я дура. Она ведь была не просто красивой знатной госпожой. Она была преступницей…

«Малышка, – она мурлыкала будто кошка. – И за что тебя?»

Я тут же всё ей выложила! Зачем? Почём мне знать? Так уж нас научили – уважать старших! Всё рассказала… И о смотрящем «павлинки», и о печатном прянике. И о полицейском, что был неподалёку в миг, когда меня схватили. Я говорила и наверняка краснела.

«Как ненаблюдательно с твоей стороны, – прищёлкнула госпожа языком. – Пока не научишься наблюдать, и не думай лезть в воровскую науку».

Науку! Ещё чего. Уж воровство точно не наука.

А я, слепая, только тогда заметила, что и руки, и ноги её скованы механическими цепями! Я потом огляделась по сторонам. Меня преочень заинтересовали чужие руки и ноги. Оказалось, в цепи были закованы многие! Мне тогда стало так страшно, что и меня… Я чуть не разрыдалась снова. Вернее, разрыдалась бы, ежели б господарочка мне вдруг не сказала:

«Хочешь выбраться отсюда?»

Разумеется, я хотела! Ещё как хотела! Больше всего на свете. И было мне уже наплевать, отчего на её руках есть кандалы, отчего она прицепилась ко мне.

«Если окажешь мне услугу, то и я окажу тебе», – прямо вот так мне и сказала.

«Какую услугу?» – сразу спросила я.

Не понравилось мне то её предложение. И вместе с тем…

Когда госпожа подалась вперёд, ко мне, я учуяла миндальный запах молочного мыла. Оно точно было из этого знаменитого «Товарищества Арно и Ко». Мне всегда ужасно хотелось такое себе, но я… я-то всё, что могла себе позволить, – ошиваться у расписных дверей магазина. Ждать пока кто-то зайдёт или выйдет. И нюхать да нюхать. А она там… прямо покупки делала!

«Ты должна кое-что забрать у меня. И кое-кому передать».

«Что забрать?»

«О, сущий пустяк! Склянку с лекарством, она очень нужна моему дядюшке. Он так сильно болен… Нуждается в нём прямо сегодня… А я вот, совсем некстати вынуждена тут задержаться…»

Больной дядюшка… Ха! Я не тупица. Наверное, на моём лице отразилось сомнение, потому что госпожа вдруг прямо взмолилась: «Прошу тебя, девочка! Он умирает! Разве стала б я рисковать, пытаясь вытащить тебя отсюда, ежели это не было б к спеху?»

Я не знала, что и думать. И она, видать, это заметила. Сказала мне:

«Послушай, и я ведь тебя впервые вижу! Мне тоже непросто тебе довериться. Но он умрёт, понимаешь? Я… я готова пойти на риск».

Надо сказать ведь, что господарочка была прилично и очень премодно одета. У неё было красивое лицо с тёмными глазами, длинные пальцы и волнистые волосы. От неё приятно пахло. И цепи… Цепи были единственным, что меня удерживало от того, чтоб с привычной покорностью броситься в ноги, готовясь услужить. Словно она одна из наших попечителей.

Но с другой стороны, она как-то ведь оказалась в дилижансе. В цепи закованная. Но вообще-то… я-то ведь сидела там же, рядом с ней. Да и в конце концов, у разбойников может быть семья, отчего же нет? Даже у них. Мне неприятно об этом думать, если честно. Потому что, выходит, я хуже преступников. У меня-то вот нет даже какого-нибудь больного дядюшки. И вообще никого нет. Но у красивой госпожи, разумеется, такие люди имеются. Её родня. Семья! Гадство.

Я-то ничего вообще-то не теряла. В конце концов, что плохого? И выберусь, и доброе дело сделаю… Или не доброе. Да какая разница.

Я согласилась. Конечно, чего бы не согласиться? Мне пальцы не лишние. Господарочка попросила меня незаметно «кое-что» вытащить из кармана её беличьей шубки. То был мелкий флакон. Я не стала его там разглядывать и быстро сунула к себе – прямо к горлице.

«Я должна была передать его двоюродному брату. Мы договорились встретиться на самокатной, у вертепа с Петрушкой. Видела, где это?»

Разумеется, я видела!

Вот как-то так я и оказалась на свободе. Ух, ну и повезло же мне. Господарочка оказалась та ещё затейница! Это было даже смешно. Она вдруг как заверещала, как бросилась лупить прикорнувшего рядом наклюкавшегося мужика. Тот стал колошматить её в ответ, но тут встрепенулись и остальные. Кто полез разнимать, а кто был охотник до потасовок… Из-за шумной драки дилижанс остановился. Полицейский выскочил из кабины и открыл нашу дверь, чтобы прекратить безобразие.

Арестованные, не закованные в цепи, тут же попытались сбежать, но он сразу стал палить по ним из револьвера! И тогда началась неразбериха пуще прежнего. Кровавая юшка брызгами, визги! Ежели б не госпожа, я бы тоже верещала как резаная. Но пока полицейские пытались угомонить преступников, она сумела вытолкать меня в приоткрытую дверь.

Я больно ударилась о землю коленями, но быстро подобралась и бросилась наутёк. Надо сказать, что никто меня и не преследовал. Ежели полицейские что и заметили, видно, посчитали, что я не стою их усилий.

Я бежала до ярмарочной площади, оглядываясь на каждом шагу. Оттого пару раз чуть не влетела в фонарные столбы. До сих пор не могу поверить своему везению… Я остановилась у крепостного театра, чтобы отдышаться, когда услышала бой курантов на часовой башне.

Был