Ламанские.[51] Они встречались с Достоевским и у самого Петрашевского на «пятницах» в Коломне, и в кружках поэтов Дурова и Плещеева на Гороховой улице, но документальных свидетельств, что писатель бывал у них в гостях на Дворцовой площади, в нашем распоряжении нет.

Также только отметим, что в 1860–1861 гг. в Военно-топографическом отделе и депо карт, располагавшихся на самом углу Дворцовой площади и Невского проспекта, над составлением карт Средней Азии трудился друг Достоевского казахский ученый-просветитель, выдающийся путешественник и географ Чокан Валиханов. Здесь же в казенной квартире Кавалерийского департамента Генерального штаба он и жил с лета 1860 г.[52] Между Достоевским и Валихановым еще в период пребывания писателя в Сибири установились очень близкие, дружеские отношения. «Вы пишете мне, что меня любите, а я Вам объявляю без церемонии, что я в Вас влюбился. Я никогда ни к кому, даже не исключая родного брата, не чувствовал такого влечения, как к Вам…» — писал Достоевский Валиханову из Семипалатинска в Омск еще в 1856 г. В течение года с небольшим, когда Чокан жил и работал в Петербурге, они общались особенно плотно. Почти наверняка можно сказать, что и Валиханов не однажды бывал у Достоевского в доме Палибина в 3-й Роте Измайловского полка, и тот заглядывал к нему в его служебную квартиру в Главном штабе. Но поскольку и тут у нас нет твердых документальных данных, ограничимся лишь общим указанием на этот адрес близкого приятеля писателя.

Ф. М. Достоевский и Ч. Ч. Валиханов. Фотография С. Лейбина. Семипалатинск. 1858 или 1859

Более веские основания есть у нас утверждать, что Достоевский нередко бывал с дружескими визитами в одном из семейств, живших в здании Главного штаба, в последние годы своей жизни. Говоря об окружении писателя конца 1870-х гг., его жена пишет в своих воспоминаниях: «Из лиц, с которыми Федор Михайлович любил беседовать и которых часто посещал в последние годы своей жизни, упомяну графиню Елизавету Николаевну Гейден, председательницу Георгиевской общины. Федор Михайлович чрезвычайно уважал графиню за ее неутомимую благотворительную деятельность и всегда возвышенные мысли»[53]. Близкое свидетельство находим и в воспоминаниях дочери писателя. Рассказав о теплых отношениях отца с графиней С. А. Толстой, вдовой поэта и драматурга графа А. К. Толстого, в салоне которой он особенно часто бывал, она продолжает: «Достоевский дружил еще с одной женщиной, с которой виделся реже, но питал к ней гораздо большее уважение: это была графиня Гейден, урожденная графиня Зубова. Ее муж был генерал-губернатором Финляндии, но она оставалась в Петербурге, где недавно основала большую больницу для бедных.[54] Там она и проводила все дни, ухаживая за больными, проявляя участие к их судьбе и стараясь дать им утешение. Графиня Гейден была большой поклонницей Достоевского. При каждой встрече они говорили о религии; мой отец излагал ей свои соображения по поводу христианского воспитания. Зная, какое большое значение придает Достоевский духовному развитию детей, графиня Гейден подружилась с моей матерью и старалась приобрести влияние на меня. После ее смерти, оставившей в моей жизни большую пустоту, я поняла, скольким я обязана этой истинной христианке»[55].

Графиня Е. Н. Гейден. Гравированный портрет. 1880-е гг.

Воспоминания Л. Ф. Достоевской не вполне точны. Муж графини Елизаветы Николаевны генерал-адъютант Ф. Л. Гейден был назначен финляндским генерал-губернатором лишь в мае 1881 г., уже после смерти Достоевского. А до этого на протяжении пятнадцати лет он являлся начальником Главного штаба и председателем Военно-ученого комитета. В соответствии со своей должностью Ф. Л. Гейден вместе с семьей жил в здании Главного штаба. Именно здесь, в казенной квартире генерала Гейдена, в гостях у его жены, как свидетельствует А. Г. Достоевская, и бывал с визитами писатель.

В свою очередь и графиня Гейден нередко бывала в гостях в их доме в Кузнечном переулке. Так, например, сохранилось ее письмо к Достоевскому от 21 апреля 1880 г., в котором она сначала, как устроительница музыкально-литературного вечера в пользу больницы Общины св. Георгия в доме графини З. Н. Менгден на Дворцовой набережной, сообщает, что мероприятие из-за болезни певицы Е. А. Лавровской перенесено с 22 на 29 апреля, а затем, поздравив писателя с Пасхой (в том году пришедшейся на 20 апреля), сообщает, что собирается заехать к нему не сегодня, «во второй день праздника», а в четверг или в пятницу, «чтоб иметь право рассчитывать на более верный досуг» Достоевского.[56] У нас нет об этом более твердых свидетельств, но надо полагать, что посещение графиней квартиры писателя в намеченные дни состоялось (скорее в пятницу, 25 апреля, так как накануне, 24-го, он по приглашению Великого князя Константина Константиновича провел вечер у него в Мраморном дворце).

Сохранились и еще две недатированные записки Е. Н. Гейден к Достоевскому, в которых графиня оговаривает дни посещения ею дома на Кузнечном. «Добрейший Федор Михайлович, я положительно скучаю от запрещения Вашего приехать к Вам до будущей недели, — пишет она в одной из них, возможно в первые дни после возвращения семейства Достоевских из Старой Руссы. — Что мне устройство квартиры? Мне хочется Вас видеть и послушать». И настойчиво просит позволения приехать «сегодня в 3 часа»[57]. «Во вторник на будущей неделе, — пишет графиня в другой записке, — хотела бы постучаться к Вам в обычный час»[58]. Последние слова свидетельствуют, что посещения в известный день квартиры Достоевских было для Е. Н. Гейден событием нередким. Надо полагать, что столь же нередкими были и ответные визиты писателя к графине Гейден в здание Главного штаба.

К сожалению, письма Достоевского к Е. Н. Гейден не сохранились, но о характере их общения, об обсуждаемых в беседах темах можно живо судить по некоторым дошедшим до нас письмам Елизаветы Николаевны к писателю, в которых она именует Достоевского «сердечно уважаемым учителем», «человеком с пророческой душой, с отзывчивым сердцем»[59]. В одном из них затрагивается вопрос о том, что «гражданственность есть только одна форма развития человечности, которая даст свой лучший цвет, когда люди, составляющие эти гражданские единицы, будут проникнуты животворным духом любви и смирения», в этой связи корреспондентка писателя делится своими размышлениями «о роли христианского смирения», тут же она рассказывает о своих попытках христианского делания (строительство больницы, нового дома для общины и пр.).[60] Отвечая на одно из писем Достоевского, в котором он, очевидно, высказал свое отношение к ее личности, графиня сообщает, что дала прочесть сказанное о ней писателем своим детям: «…мне показалось, что Вы меня подняли на пьедестал какой-то в их