Это отступление русских войск от Гродны является высоким образцом военного искусства. В то время оно вызвало восхищение иностранцев – и в первую очередь самих шведов. Быстрота и скрытность маршей этой армии, ослабленной 75-дневным сидением и насчитывавшей в своих рядах добрую половину больных, сохранение ею своей артиллерии и обозов, – все это явилось показателем ее высокой боеспособности и воинского духа. Армия Сент-Круа – нарвская армия 1700 года – никогда не была бы способна на такое отступление.

8 июня главная русская армия (Петр I и Огильви) сосредоточилась у Киева. Она насчитывала 35 тыс. пехоты и 21 тыс. драгун. Кроме того, на Двине у Полоцка имелось 5 тыс. штыков и 3 тыс. сабель{22}, прикрывавших Псков и Смоленск, а в завоеванных балтийских провинциях расположено гарнизонами 22 тыс. пехоты и 4 тыс. драгун. Всего в распоряжении Петра имелось свыше 90 тыс., из коих около двух третей готовились встретить шведов под киевскими стенами.

Однако шведский король, дав своим войскам отдохнуть на Волыни, двинулся оттуда не на восток – в Россию, а на запад – в Саксонию, осознав наконец (на шестом году войны) важность занятия этой страны – единственного источника Августа II к ведению войны.

* * *

Выступив зимой к Гродне с главными силами своей армии, Карл XII оставил в лагере у Блоне 12-тысячный корпус генерала Рейншильда. Командовавший русско-саксонской армией генерал Шуленбург решил воспользоваться уходом главных сил противника и атаковать шведов на их квартирах. Однако Рейншильд сам двинулся навстречу Шуленбургу и, несмотря на двойное превосходство сил русско-саксонской армии, совершенно истребил его в сражении под Фрауштадтом. При Фрауштадте 13 ноября 1706 года 12 тыс. шведов{23} сражалось с 20 тыс. союзников. Эти последние лишились 6 тыс. убитыми и ранеными и 8 тыс. пленными (в том числе начальник русской дивизии генерал Востромирский), 68 знамен и 75 орудий. Урон победителей – 1400 человек – в 10 раз меньше побежденных.

Фрауштадтский погром явился для Саксонии тем же, что Нарва для России. Однако Август не был Петром – и саксонцы не были русскими! Никто не подумал переливать колоколов в пушки и выставлять новую армию. Август II бежал в Краков, бросив свою страну – как незадолго перед этим бежал из Гродны, покинув вверенную ему Петром русскую армию.

Карл XII, выступив из Волыни, прошел всю Польшу и, соединившись с Рейншильдом, покорил без труда в течение августа всю Саксонию.

Остатки саксонских войск бежали на Рейн… Шведский король расположил свою сильно утомленную армию на Эльбе, у Альтранштадта, оставив у Калиша корпус Марденфельда (7 тыс. шведов и 20 тыс. поляков партии Лещинского) – наблюдать за остатками войск Августа (15 тыс. саксонцев, русских и поляков, достаточно деморализованных, чтоб считаться сколько-нибудь серьезным противником).

Курфюрст саксонский, король польский, окончательно пал духом. Открыв переговоры о заключении мира (тайком от русских), Август должен был принять все условия Карла XII, отказаться от союза с Россией и от польской короны в пользу Лещинского. Мир был подписан в Альтранштадте в палатке победителя 24 сентября{24} – и Август тщательно скрыл его от своего союзника – русского Царя.

Следом за шведской армией из Киева, через Волынь и Малопольшу шла конная армия Меншикова{25} в составе 40 тыс. пик и сабель (20 тыс. драгун – вся конница Киевской русской армии – и 20 тыс. малороссийских казаков).

Подойдя к Калишу, Меншиков решил атаковать своими драгунами корпус Марденфельда и потребовал участия в бою войск Августа II, который волей-неволей поставлен был в необходимость принять участие, правда, совершенно пассивное, в сражении.

Честь победы при Калише 18 октября 1706 года принадлежит исключительно русским. Марденфельд со шведами сдался, его польские союзники были рассеяны… Других войск у короля Лещинского не было, и калишское сражение, – Фрауштадт с переменившимися ролями, – отдавало снова всю Польшу в руки союзников. Калишский бой знаменит тем, что в нем с русской стороны не действовало ни одного пехотинца. Это чисто кавалерийская «драгунская» победа. У Меншикова было 17 тыс. драгун, у противника 27 тыс. человек, из коих 1 тыс. убито, 4 тыс., во главе с Марденфельдом, взято в плен, остальные рассеяны. Наш урон – 400 человек, в 13 раз меньше.

Счастье улыбалось Августу, но саксонский курфюрст боялся им воспользоваться. Страшась гнева шведского короля, он отправился в Саксонию уговорить Карла XII не расторгать договор, а Меншикова отослал на зимние квартиры в глубь Галиции. Мир Саксонии со Швецией был объявлен 1 ноября.

Отныне у шведского короля оставался один лишь противник – и вся тяжесть борьбы обрушилась на одну Россию.

Второй период войны

Сознавая те бедствия, которые придется испытать России от неизбежного теперь нашествия, Петр Великий пытался предложить Карлу XII мир, оговаривая для себя лишь сохранение Петербурга – «окна в Европу» – и соглашаясь отдать все остальные свои завоевания. Однако Карл, считая это следствием боязни, предъявил самые унизительные условия, на которые русский Царь, конечно, не мог согласиться.

России оставалось изготовиться к тяжелому единоборству. Петр приказал усилить оборону Киева, Смоленска, Пскова и Новгорода, укрепить Великие Луки. На случай же самого несчастного оборота войны укреплялись Кремль и Китай-город. Устроено предмостное укрепление в Копысе на Днепре и исправлена линия засек Псков – Смоленск – Брянск.

В армию прибыли рекруты набора 1705 года (первого за войну), пополнившие ее ряды. Войска отдохнули под Киевом от гродненского сидения и утомительного отхода. В главных силах с лета 1706 года стало считаться 60 тыс. человек. По словам англичанина Витворта, видевшего армию в 1707 году, она «состояла из здоровых, статных, хорошо обученных молодцов и очень изменилась со времени кампании в Польше». Материальная часть и конский состав, правда, оставляли, по его словам, желать лучшего («оружие плохо, а лошади и того хуже»). Любопытно, что все иностранцы, видевшие русскую армию в первой половине XVIII века, весьма критически относятся к нашей коннице. Малорослая порода русских лошадей не выигрывала, конечно, при сравнении с рослым конским составом европейских армий. Австриец Парадиз{26}, наблюдавший русскую армию 30 лет спустя после Витворта – в эпоху Миниха – пишет, что «кавалерию за драгунов и почитать нельзя», лошади до того плохи, что ему «часто случалось видеть, как драгуны, сходя с коней, валили их на землю». Это последнее утверждение надо отнести на счет развесистой клюквы, тем не менее, доля правды во всех этих суждениях, конечно, есть. Императрица Анна Иоанновна в одном из своих указов констатирует, что «до сего времени при нашей кавалерии употребляемые лошади по природе своей к стрельбе и порядочному строю весьма не