Некоторое время она сидела неподвижно, глядя куда-то вдаль, словно хотела рассмотреть нечто недосягаемое. Там, на гребне скалистой вершины, росло дерево. Гора Базган, давшая название племени, в котором она теперь жила, виднелась на горизонте неясно, словно туманный призрак. На высоте воздух был прохладен, пахло диким тимьяном и лавандой, но присутствие пустыни за холмами все равно ощущалось отчетливо.

Наконец она сбросила с себя оцепенение, наклонилась и что-то написала палочкой на песке под ногами. Но тут на щеку ей села муха, потом другая, и вдруг налетела целая туча тварей, переливающихся всеми цветами радуги. Девушка взмахнула рукой, отгоняя их.

— Будьте вы прокляты!

Какая польза от этих мерзких насекомых, летающих всюду без толку, надоедливо жужжащих и мешающих людям? Их ведь так много, целые тысячи вечно вьются над едой, животными и детьми. Воистину, если бы Всевышний был женщиной, в мире не осталось бы ни одной мухи. Ей почудилось, что она слышит голос матери, которая всегда бранила ее за это: «Мариата, что ты такое говоришь! Побойся Бога!»

Но мать ее умерла, и в доме тетки, сестры отца, она совсем чужая. Мариата вздохнула и снова сосредоточилась: она сочиняла стихотворение, которое то возникало в голове, то бледнело и таяло. Замысел только начал облекаться в слова, как вдруг послышались чьи-то шаги. Кости и прах! Она отпрянула в тень. Если ей помешают, то стихотворение испарится, как плевок на горячем камне. Если получится хорошо, Сарид заплатит деньги. Когда вернется странствующий кузнец, она купит серьги, которые так пришлись ей по душе. Это ее первый заказ. Главное, чтоб получилось, а там пойдут и другие. Унизительно, конечно, работать за плату, но, как это ни противно, она теперь зависит от милости других людей. Ее тетка Дассин, да и прочие женщины племени кель-базган не оказывают ей должного уважения, помыкают ею. Такого никак не заслуживает человек ее происхождения. Подумать только, они хотят, чтобы она своими руками доила коз — привязывала их голова к голове и дергала за титьки! Мерзость какая! Ведь всякому известно, что такую работу прилично выполнять только икланам.[15]Ощущая недостаточное почтение, которое ей оказывали, Мариата уже начинала жалеть о том, что отдалилась от остального племени.

Она затаила дыхание. Скорей всего, это стадо коз, но здесь водятся и разбойники, которые приходят по ночам красть верблюдов или коз. Совсем недавно прошли слухи о том, что злодеи зверски убили нескольких крестьян, когда те работали на своих огородах, потом напали на какую-то деревню, а она вот сидит здесь совсем одна, довольно далеко от стоянки племени.

Хрустнула сухая ветка, и через секунду показался мужчина. Его лицевое покрывало свободно свисало на грудь. Это говорило об одном: он один и не ожидает встречи с другим человеком. Спущенное лицевое покрывало и особая посадка головы… конечно, какой там разбойник, это Росси, племянник вождя племени. Только он настолько самонадеян, что считает себя неуязвимым для злых духов.

Узнав его, она нахмурилась, и холодок пробежал по ее спине. Росси глаз с нее не спускал с тех самых пор, как отец привез Мариату в племя базган. Она постоянно ощущала на себе его пристальный взгляд: шла ли по территории стоянки, плясала ли с другими девушками, разучивая фигуры свадебных танцев, или сидела вечерком у костра.

Сейчас он смотрел не на нее, а на землю, трогая что-то носком сандалии. Ах, хоть бы прошел мимо!

Вот он опустился на колени и коснулся сухой травы, примятой ее стопой, потом поднял голову, увидел девушку, улыбнулся и спросил:

— Хорошо ли тебе сидеть в тени, Мариата, дочь Йеммы?

Молодой человек смотрел так, будто не мог оторвать от нее своих горящих глаз.

— Благодарение Богу, хорошо, Росси, сын Бахеди, — отозвалась она, закрывая нижнюю часть лица платком и пристально глядя на него.

Мариата была в ярости оттого, что ее обнаружили.

Он усмехнулся, показав редко торчащие острые зубы. Другие девушки говорили, что этот парень красив, игриво посматривали на него, но Мариата терпеть не могла это узкое, хитрое, шакалье лицо и глазки, которые словно что-то прикидывали, даже когда рот улыбался.

— Покойно ли на душе у тебя, Мариата?

— На душе у меня покойно. Покойно ли у тебя на душе?

— Благодарение Богу, покойно.

Он поцеловал свои ладони, провел ими вниз по лицу и коснулся груди как раз над сердцем, ни на секунду не отрывая взора от ее глаз. Воплощенная вежливость, непонятно только, как он умудрился превратить этот благочестивый жест в непристойный.

Мариата сверкнула на него злыми глазами и спросила:

— А мужчина ли ты, Росси, сын Бахеди?

— Конечно! — На его физиономии появилось возмущение.

— Меня всегда учили, что лица не закрывают только мальчишки и негодяи. Так как тебя называть?

Росси ухмыльнулся еще шире.

— Я закрываю лицо только в присутствии тех, кто стоит выше меня, Тукалинден.

Тукалинден. Маленькая принцесса. Так называли девушку те люди, которые с почтением относились к ее происхождению. Ведь родословная матери Мариаты восходила прямо к Тин-Хинан через ее дочь Тамервельт по прозвищу Зайчик. Но шакалья пасть Росси пролаяла это слово с едкой насмешкой.

Мариата поднялась на ноги. Чем тратить время попусту с этим племянником вождя, уж лучше молоть просо, доить коз или собирать верблюжьи лепешки для костра. Она попыталась пройти мимо него, но он схватил ее за плечо. Его пальцы больно впились ей в руку.

— А что это там такое на песке, а, Мариата?

Носком ноги Росси коснулся вычерченных ею знаков. Там были отдельные, пока бессвязные слова, помогающие удержать в памяти смысл стихотворения. Среди них «йар» — перечеркнутый кружок, «йах» — крест, очерченный линией, и «йаз» — символ, означающий «свобода», а также «человек».

Росси подозрительно прищурился и, не отрывая от них взгляда, спросил:

— Ты чем тут занималась? Ворожила? Пыталась кого-то околдовать?

Глупец. Он даже читать не умеет. Ведь ему двадцать шесть лет, а может, уже и двадцать семь стукнуло! Почти старик. Если бы он мог читать, то увидел бы здесь имена Кииар и Сарида — через месяц будет их свадьба, — угадал бы знаки, обозначающие пальму и пшеницу, птицу и воду. Это свадебное стихотворение, она его почти сложила, и Кииар в нем описывалась такими словами:

Кожа ее как пальмовые деревья,

Как пшеничное поле, цветущая акация.

Косы ее как крылья птицы,

Блестящие волосы отливают маслом,

Луна и солнце отражаются в них.

Глаза ее круглы, как круги на воде,

Когда в нее падает камень.

Но Росси ничего не понял. Все свое время он тратил на то, чтобы махать саблей, отрабатывая удары, учил своего верблюда вставать на дыбы, желая пускать пыль в глаза девушкам. Искусство чтения племянник вождя так и не освоил. Он не постигал смысла символов, не мог уразуметь, о чем они говорят, а все неясное пугало его. Росси знал, что женщины используют очень похожие знаки для ворожбы, чаще всего совершенно безобидной, но не всегда. Пусть думает именно так, поделом ему, невежде. Кроме того, вдруг он наконец-то оставит ее в покое, если будет думать, что она умеет колдовать.