Антон куда-то запропастился. «В тубзик, наверное, пошел», — решила Чижикова… Зазвучала новая мелодия, тоскливее предыдущей. Пары закружились в медленном танце. К Юльке подошла та певица, что пела о смерти.

— Можно присесть? — спросила она.

— Пожалуйста.

Певица села.

— Спасибо, что закрыли дверь, — сказала она. — А то у меня хроническая простуда. В земле так холодно.

Юлька не поняла ее последней фразы. Но уточнять не стала.

— Вам понравилось, как я пою? — спросила певица.

— Понравилось, — кивнула Чижикова. — А вас вправду, зовут Варвара?

Певица улыбнулась:

— Нет, конечно. Это мой сценический псевдоним. На самом деле я Соня. Соня Пардон. — Наклонившись к Юльке, певица быстро прошептала: — Уходи отсюда, Юля.

— Откуда вы знаете мое имя? — изумилась Чижикова.

— Неважно. Уходи скорей. И больше никогда сюда не приходи.

— А…

— Никаких вопросов… Выйдешь в ту дверь, — показала певица глазами на дверь с надписью «Служебный вход». — За ней — коридор и еще одна дверь — на улицу…

— Но…

— И ни в коем случае не оборачивайся, когда пойдешь по коридору. Ты поняла?

— Да… — Юлькино изумление росло, как снежный ком. — А что будет, если я обернусь?

— Умрешь!

Сказав это, певица ушла. А Чижикова осталась сидеть в полном обалдении. Глядя на посетителей клуба, так похожих на выходцев с того света, Юлька вдруг вспомнила, что на автостоянке рядом с кладбищем не было ни одной машины. Как же тогда все эти люди сюда попали? Пешком, что ли, пришли?.. И тут Чижикова ясно поняла, даже не поняла, а почувствовала, что ей надо делать ноги из этого «Веселого могильщика». И как можно скорее.

Юлька вскочила и направилась к двери в надписью «Посторонним вход воспрещен». Толкнула ее. Вышла. И оказалась в узком коридорчике, в конце которого виднелась еще одна дверь. Чижикова поспешила к ней.

— Чижик! Чижик! — раздался позади голос Рыжиковой. И Юлька… обернулась.

Чижикова лежала в открытом гробу. Но не мертвая, а словно бы окаменелая. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, ни языком. Хотя все видела и слышала. Вокруг гроба стояли ее одноклассники и учителя… Все было до того реально, что реальнее некуда. В то же время происходящее никак не могло быть реальностью. «Это лишь сон, — мысленно убеждала себя Чижикова. — Страшный сон. Сейчас он кончится, и я проснусь…» Но сон не кончался и не кончался. Выступал директор школы:

— Сегодня мы провожаем в последний путь ученицу нашей школы Юлию Рыжикову…

— Чижикову, — шепотом поправила директора завуч.

— Да-да, Чижикову, — повторил директор. — Семиклассницу Юлию Чижикову…

— Восьмиклассницу, — вновь шепнула завуч. — Мы же ее перевели в восьмой.

— Да-да, восьмиклассницу… — опять исправился директор. И проникновенным тоном продолжил: — Костлявая рука смерти навсегда вырвал Рыжи… э-э… Чижикову из наших рядов. А если бы не вырвала, то Юлия наверняка бы закончила школу с золотой медалью… Поэтому, — торжественно возвысил голос директор, — на педсовете принято единогласное решение — вручить Юлии Чижиковой золотую медаль. Посмертно…

Директор положил в Юлькин гроб медаль. Все зааплодировали.

Потом выступала Раечка Козырева. Страшная зануда. Юлька ее на дух не переносила. Впрочем, как и Раечка Юльку. Но сейчас Козырева говорила совсем другое.

— Мы с Юлечкой были лучшими подругами… — щебетала она.

«Во врет-то», — возмущалась про себя Чижикова.

Кто действительно был лучшей Юлькиной подругой, так это Рыжикова. Но ее на Юлькиных похоронах почему-то не было. Также отсутствовали и Юлькины родители. «Значит, мне все снится», — успокаивала себя Чижикова. Уж родичи бы с Рыжиком точно на ее похороны пришли, если б это было наяву.

— Кто еще хочет выступить? — деловито осведомился мужчина в черном костюме. Видимо, похоронный распорядитель.

— Позвольте мне зачитать телеграмму от Юлечкиных родителей, — сказала «классная» Валентина Никифоровна. — К сожалению, они не смогли присутствовать на похоронах. Но у них уважительная причина — служебная командировка.

— Да, это уважительная причина, — согласился распорядитель. — Читайте…

«Классная» прочла:

— «Скорбим о смерти единственной дочери. Папа. Мама». А от себя лично я хочу добавить…

— Нет-нет, — живо перебил ее распорядитель. — От себя ничего не надо добавлять. Наше время уже истекло. Мы должны освободить ритуальный зал крематория для следующей церемонии.

«КРЕМАТОРИЯ! — пронзило насквозь Юльку. — Так вот где я нахожусь — в крематории!»

Мутная волна страха накрыла Чижикову с головой. А что, если это все же не сон? И сейчас ее сожгут?! Юлькин мозг лихорадочно заметался в поисках выхода. А какой тут мог быть выход, если Юлька ни закричать не могла, ни даже мизинцем шевельнуть.

— На этом траурную церемонию позвольте считать законченной, — быстренько закруглился распорядитель. — Память о Юлии Чижиковой навсегда останется в наших сердцах…

— Да-да, — закивали учителя и ученики. — Конечно, останется.

— Закрывай, — приказал кому-то распорядитель. И крышка гроба закрылась… Под завывания траурной мелодии гроб стал медленно опускаться. «Ой, мамочка, — в ужасе думала Чижикова, лежа в кромешной тьме. — Что же сейчас будет? Или я проснусь, или сгорю, как Жанна д’Арк!»

Но не случилось ни того, ни другого. Гроб замер. И Юлька вдруг почувствовала, что может и говорить, и шевелиться. Откинув крышку, она выскочила из гроба. И увидела… кочегара Уголькова. Он стоял у печки и шуровал в ней длинной кочергой. — Здрасте, — сказала ему Чижикова.

— Здравствуй, здравствуй, — ответил Угольков, продолжая орудовать кочергой. — Ну что, готова?

— К чему?

— К кремации.

— К какой кремации?

— Да ты юмористка, как я погляжу, — фыркнул кочегар. — Кто из нас умер?

— А кто? — спросила Юлька.

Угольков нахмурился:

— Слушай, девочка, перестань валять дурака. Имеется справка о твоей смерти. Кочегар достал мятый листок. — Смотри — все как положено. Подпись. Число. Печать… Так что залезай в гроб.

— Никуда я не полезу! — уперлась Чижикова. — Что за бред?

— Ну как ты не понимаешь, — начал втолковывать ей Угольков, — раз есть свидетельство о смерти, значит, ты умерла. А раз ты умерла — я обязан тебя кремировать. Вот, читай инструкцию… — Угольков достал еще один мятый листок. И сам же прочел: — Пункт третий: «Анонимные покойники все, без исключения, кремируются…»