— Сказочные долбоёбы.

— Прикинь, насколько разной сейчас может быть молодёжь, — задумчиво отреагировал Андрюха, — А упоротость… Упоротость всегда одна и та же.

Лучше и не скажешь.

4

Мне захотелось ответить что-то вроде «да, сижу на кухне», но никакой кухни у меня нет и вряд ли когда-то появится, потому что я живу в студии. Студия — толерантное определение для конуры или пенала, выдуманное хитрыми маркетологами. Прямоугольная каморка с закутком под стоячий душ и унитаз, в углу можно уместить раковину, плиту и небольшой столик. В общем, папа Карло тоже жил в студии…

Я как раз сидел за тесным столиком, который три года исправно служил мне обеденным и одновременно рабочим местом. Чёрный чай в кружке остыл и от того казался невкусным. Я гонял по треснутой тарелке растаявшее мороженое и ждал Андрюху, который полтора часа назад уехал за видеокамерой.

Он позвонил рано утром и после радостного крика «Леваки согласились!» наказал поднимать задницу и обдумывать первый съёмочный день. Никакого сценария писать мы, естественно, не собирались — нужно было только обрисовать общую канву, детали планировалось выдумывать на ходу. «Хорошее шоу делает себя само». Андрюха быстро отыскал у знакомого видеокамеру, купил дешёвый китайский микрофон-петличку и надёргал из шкафа старых субкультурных шмоток. Половину осмотрел и выкинул, вторую припас для будущего героя и спрятал в мешок из-под картошки.

Имя главного героя Андрюха мне не называл, всё что я знал: сегодня нужно съездить к нему домой, «вытащить из болота» и заодно снять эпизод-вступление. Я искренне надеялся, что болото, из которого нам придётся вытаскивать героя, исключительно метафоричное — в противном случае Андрюха потащит меня куда-нибудь за город, а потом нам придётся ещё и возвращаться обратно. День убит, настроение ни к чёрту.

Через пару минут Андрюха позвонил и сообщил, что ждёт меня на лестничной площадке. Когда я запер дверь и обернулся, он пытался усидеть на узком подоконнике и грыз в зубах спичку.

— Жалко, теперь нельзя курить в падиках, — посетовал Андрюха.

— Ни капли не жалко! Приятно было в дыму барахтаться, что ли?

— Неприятно. Но романтично… Да ты не торопись, тут недалеко.

До старой коммуналки действительно рукой подать, нужно только перейти дорогу, отделяющую новый микрорайон от старого, миновать три-четыре заросших двора и очутиться в совершенно ином мире. Уже на подходах к засранному подъезду я понял, что мы идём к Димарику — ну, к кому же ещё, он был единственным знакомым нам обитателем этих старых и убитых бараков.

Подъезд встретил нас позабытым за годы проживания в новостройке запахом мочи и общей разрухой. Со стен свисали лоскуты краски цвета хаки.

— Вот здесь можно спокойно выкурить хоть пачку, — заметил я.

— Не, ну это уже не романтика. Это уже перебор…

Андрюха аккуратно достал камеру, поколдовал с кнопками и, убедившись в том, что на панели мигает красная лампочка, отдал её мне.

— Снимай всё, что видишь. Получится что-то вроде предисловия.

За шесть лет жизни в Москве я успел подзабыть разложившийся постсоветский быт и ощущение тотального дискомфорта. Поднимаясь по лестнице, уже на третьем этаже я задумался, что не так уж и плохо живу в своей конуре. На пятом я в это абсолютно уверовал.

Андрюха подошёл к высокой деревянной двери, оббитой рваным кожзаменителем. Сквозь дыры обивки проступала белая вата.

— Винтаж. Крафт, — прокомментировал Андрюха и слегка подтолкнул дверь.

Дверь поддалась без сопротивления. Нашему взору предстал широкий коридор с непривычно высокими потолками. В коридоре не горело ни одной лампы, он таил в себе затхлый дух и наверняка не дарил обитателям этого Мордора ничего, кроме ощущения полной безысходности.

Андрюха уверенно пошёл по коридору, словно возвращаясь к себе домой. Дверь в одну из комнат отворилась и нам навстречу шагнул какой-то пропитый мужик в белой майке, с полотенцем на плече и чёрных растянутых трениках. Увидев Андрюху, он воскликнул «Опять ты, демон ебучий!» и закрылся в комнате. Андрюха оскалился и на ходу грохнул кулаком по двери мужика.

— Я тут гасился как-то неделю, — пояснил он, повернувшись ко мне, — Вырежем потом, не бойся.

Дойдя до конца коридора, Андрюха резко пихнул левую дверь. Дверь заскрипела, но не поддалась. Недолго думая, Андрюха вышиб её с ноги. На пол с лязгом упал шпингалет. Алкаш высунулся из комнаты, крикнул что-то нечленораздельное, но явно обидное и снова исчез в комнате.

Димарик лежал на замызганном бесформенном пуфике и сверлил взглядом потолок, медленно открывал рот и периодически облизывал губы. Андрюха с минуту разглядывал пациента, затем схватил его за грудки и приподнял. Димарик попробовал сфокусировать взгляд.

— Он в очередном трипе, — вынес вердикт Андрюха, — Эй, чмо! Ты где сейчас вообще находишься?

Димарик довольно улыбнулся. С чего он улыбался, непонятно. Его хата дико походила на бомжатник: ободранные обои отлично сочетались с замызганным линолеумом, грязные мятые вещи обвивали банки с окурками, а на столе раскинулись засохшие упаковки из-под бомж-пакетов.

— Димарик! — попытался докричаться до наркомана Андрюха, — Хочешь снова стать человеком?

Димарик заулыбался ещё сильнее.

— Братан, — медленно произнёс он, — Ты же знаешь. Наша планета лишь бусинка ожерелья на шее богини…

— Нормально его перекрыло, — констатировал я.

— Надо его отсюда увозить. А то хрен знает, когда он отойдёт.

Андрюха поднял Димарика и посадил его на расшатанный стул. Я не без отвращения снял с гвоздя замызганный бомбер и отыскал под вешалкой чёрную вязанную шапку, лежащую рядом с шарфом того же цвета. Я дёрнул кончик шарфа и увидел, что он полностью облёван. Мне сильно захотелось к себе, поближе к плачу годовалой девочки и сабвуферному творчеству группы Грибы, но я всё же снял шарф крупным планом.

Матерясь, Андрюха засунул руки Димарика в рукава бомбера, натянул на бритую голову толстенную вязаную шапку и выволок его из квартиры. На пороге я наступил кроссовкой на развалившийся шпингалет.

— Андрюха, надо дверь починить.

— Да нахрена? — удивился Андрюха, — Чего тут красть?

До моего дома мы тащили Димарика как ковёр. Прохожие смотрели на нас с подозрением, проходящая мимо тётка даже потянулась в карман за мобильным телефоном. В одном из дворов Димарик ни с того ни с сего крикнул «Я сижу курю на детской площадке! Надежды так шатки!» и в песочнице расплакались дети. Встревоженные мамашки кинулись к детям и обозвали Димарика наркоманом, не догадываясь, насколько они были близки к истине.

Перед входом в подъезд я оглядел Димарика с головы до ног. Представил, как погружу его в свой поддон и буду отмывать от… чего у него там? Блохи? Какая-нибудь кожная зараза?

— Не, братан, в таком виде я его домой не пущу. Давай-ка отведём его в общественную баню.

Андрюха препираться не стал и сбегал за собранной ранее субкультурной одеждой. Я передал ему Димарика, зашёл в хозяйственный магазин, расположенный на первом этаже и купил там огромный моток полиэтиленовой плёнки. У кассы я вспомнил, что беспроцентный период на кредитке заканчивается через пять дней, от чего у меня серьёзно подпортилось настроение. Я спустился по лесенке и с ходу закатал Димарика в полиэтилен. Из странной наша компания окончательно перешла в разряд подозрительной.

До бани Димарика мы бы уже не дотащили, пришлось вызвать такси, которое приехало ровно через три минуты. На мгновение даже показалось, что реклама Убера не врёт и вежливый водитель на лакированной иномарке поджидал наш заказ в соседнем дворе. Ощущение это, впрочем, длилось недолго — до тех самых пор, пока мы не попытались запихнуть Димарика на заднее сиденье.

— Ёбанарот, это, что — труп?! — возопил водила, пытаясь повернуться на сто восемьдесят градусов. Повернуться ему не удалось из-за торчащего под рулём пивного пуза.

— Не-не, он живой, — не слишком уверенно возразил я.

— Какой живой! — снова крикнул водила и полез из кабины наружу, — Вытаскивай его нахрен! Я труп не повезу!

— Брррря! — крикнул Димарик, высунув язык.

Услышав крик Димарика, таксист немного успокоился, к тому же, эффектно вылезти из кабины ему так