Хотя двум из них здесь как раз нравилось. Двум Уличным Крысам, если считать Абу.

– Береги голову, – предостерег Аладдин, следя, чтобы она пригнулась, проходя под огромной деревянной балкой, косо торчавшей поперек башни.

– Ты... ты правда здесь живешь?

В ее голосе вовсе не было отвращения. Она была... удивлена? Поражена?

Аладдину и в голову никогда не приходило, что однажды он приведет сюда девушку, которой здесь понравится.

Они наконец добрались до площадки, которую он считал своим домом. Когда он жил еще вместе с матерью в их крохотной хижине, она всегда старалась придать их жалкому жилищу как можно более уютный и гостеприимный вид, чтя ее память, он старался сделать то же самое со своим новым обиталищем. Он притащил сюда несколько потертых ковриков и прикрыл самые ветхие и обвалившиеся участки каменной кладки на стенах обрывками некогда ярких тканей, которые теперь исполняли роль занавесок. Здесь даже было несколько подушек, чтобы спать, и пара глиняных горшков для воды, а отчасти и для украшения.

– Ага! Мы с Абу. Приходим сюда и уходим, когда вздумается.

– Звучит просто великолепно, – сказала девушка со вздохом.

– Конечно, местечко так себе, зато вид отсюда просто потрясающий.

Готовясь произвести впечатление, он театральным жестом отдернул занавеску.

Прямо напротив них высился дворец султана. Чтобы до него добраться, нужно было пройти не меньше мили, но он был такой огромный, что, казалось, достаточно протянуть руку – и коснешься его. Добрая дюжина золотых куполов в форме луковиц сияла едва ли не ярче самого солнца. Решетка на огромных парадных воротах сияла небесной лазурью – цветом благополучия и процветания. Дорога к воротам вела как будто от самой башни Аладдина через весь город, заставляя прочие здания расступаться в стороны. Перегораживать эту дорогу было строжайше запрещено – ее надлежало держать свободной для караванов и парадов, знатных гостей и царских гонцов, а также повозок, доставляющих во дворец продукты и вывозящих оттуда мусор.

Последнее время всех их было особенно много – ведь вскоре предстояло бракосочетание принцессы.

– Дворец здорово выглядит, правда? – со вздохом заметил Аладдин.

– О... да... просто чудесно, – сказала девушка. Но она вовсе не подошла к Аладдину, чтобы полюбоваться роскошным видом. Вместо этого она устало села на ступеньки, ведущие на возвышение, где Аладдин обычно устраивал себе постель, и понуро уронила голову на руки.

– Хотел бы я знать, каково это – жить во дворце. Или в любом другом богатом доме. Я не привередлив, – задумчиво проговорил Аладдин, стараясь скрыть разочарование от ее реакции. Что ж, может быть, он хотя бы заставит ее наконец проговорится, где она живет. – Когда вокруг всякие слуги... лакеи и прочее...

– О, ну конечно, куча людей, которые все время будут тебе указывать, куда идти и во что одеваться, – подхватила девушка, раздраженно закатив глаза.

– Это все же лучше, чем когда тебе приходится красть еду и бегать от стражников, – заметил Аладдин.

– Ты ведь сам сказал, что вы с Абу вольны приходить и уходить, когда вам вздумается. Но если ты родился в семье правителя, тебе все время приходится делать то, что тебе говорят. Или что тебе полагается делать. И ты никогда никуда не можешь пойти.

– Ага, но знаешь ли, будучи Уличной Крысой, ты много куда не можешь пойти по другим причинам. Тебя попросту не пустят. Поэтому наша свобода очень ограничена. Даже если бы я захотел заняться честным трудом, никто не захочет меня нанять. Я даже не могу стать слугой в каком-нибудь богатом поместье. Да и ходить-то тут особенно некуда. Если уж тебе выпало родиться в Квартале Уличных Крыс, ты...

– В западне, – докончила за него девушка.

Аладдин удивленно на нее покосился. Она как будто и вправду его понимала – словно сама испытывала те же самые чувства.

Он подошел и уселся рядом с ней. Несмотря на тесноту, она не стала отодвигаться, и их ноги соприкоснулись.

Аладдин достал из кушака два яблока и протянул одно ей, а другое Абу. Абу разразился шумными благодарными криками и сделал именно то, на что Аладдин и рассчитывал: проворно ускакал на крышу башни, чтобы насладиться угощением без помех.

Девушка вытащила из складок платья маленький серебряный кинжал и ловко разрезала яблоко, вручив одну половину ему. Он ухмыльнулся, благодарно воздев свою половинку.

– Ну и откуда же ты родом? – отважился он наконец на вопрос.

– Какая разница? – неохотно отозвалась она. – Я сбежала оттуда и не собираюсь возвращаться назад.

– Неужели? Почему? Что могло случиться такого ужасного, что ты не хочешь никогда больше видеть ни отца, ни мать? Или сестер, или кто там еще у тебя есть?

При этих словах девушка как будто немного смягчилась.

– Как бы я хотела иметь сестру... Или брата. А моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой.

Аладдин почувствовал легкий укол в сердце. Выходит, с этой прекрасной девушкой его роднит общее несчастье.

– А мой отец... он заставляет меня выйти замуж. – Ее взгляд снова посуровел. – Тебе понравилось, если бы тебе пришлось провести весь остаток своей жизни неизвестно с кем?

Она сжала кулаки с таким гневом, что Аладдин невольно отшатнулся.

– Он может быть хоть на тридцать лет старше меня. Зато он богат, – резко бросила она Аладдину, как будто это была его собственная идея. Он еще больше отстранился, теперь уже не на шутку испугавшись. – Он может быть глуп, как пень. Зато богат! Он может быть высокомерным и наглым. Он может обращаться со мной, как с очередной собственностью – так же, как обращается со мной мой отец, выдавая меня за него насильно. Он может быть жестоким. Он может... – Она осеклась на полуслове и смущенно глянула на Аладдина, как будто собиралась произнести нечто слишком ужасное. – Он может вынудить меня рожать одного ребенка за другим, каждый год. Нет, я, конечно, ничего не имею против детей. Скажем, одного-двух. Со временем. Пойми, мне ведь нет еще и двадцати лет, а мой отец уже решил, что моей жизни, когда я могу хоть что-то выбирать сама, уже пришел конец.

Аладдин сглотнул. Почему-то в голове у него всплыл образ вдовы Гульбахар. Вообще-то в ней не было ничего плохого, но что, если бы кто-то приказал ему жениться на ней? И провести с ней всю оставшуюся жизнь? И еще он подумал о Моргиане. Та тоже прятала в своей одежде маленький кинжал – правда, не серебряный и вовсе не для фруктов. Если бы кому-то пришло в голову заставить ее выйти замуж против ее воли – прямо скажем, добром бы это для него не кончилось. Она бы никогда не допустила подобного.

– Это ужасно, – признал он с чувством. – Я... мне очень жаль, что я...

Как раз в этот миг Абу спрыгнул с потолка. Аладдин с тревогой следил, как обезьянка направилась прямиком к девушке, явно нацелившись на ее половинку яблока. Аладдин успел перехватить Абу прямо в прыжке и усадил себе на плечо, шепотом выругав приятеля за нахальство.