— Как-как… Наотрез. Она, видите ли, не может проводить главный христианский праздник в мусульманской стране.

— А о чем она раньше думала? Командировка-то в Турцию еще с прошлого года запланирована.

— В прошлом году она еще была атеисткой, полагаю.

Мими даже не пытался скрыть сарказм. И я его понимала. Ксюша, то есть Ксения, одна из моих непосредственных подчиненных, была молодой и крайне энергичной девицей, работала у нас полтора года, зарекомендовала себя отлично. Какая муха ее укусила?

— Я с ней поговорю, — предложила я.

— Попробуйте. Но имейте в виду: либо она едет в эту командировку, либо я ее увольняю. Причем немедленно.

— А в Турцию поеду я?

— Стелла Андреевна! На кого еще в этой конторе я могу положиться?

— Думаю, на большинство сотрудников, — вздохнула я, поднимаясь с кресла. — На всякий случай, когда нужно ехать? И на какой срок?

— Завтра. На пять дней. Там предполагается большой контракт с пятизвездным отелем. Нужно все посмотреть, обсудить и так далее… Ну, вы же прекрасно знаете специфику.

Специфику я знала, так что примерно представляла себе, как пройдут ближайшие дни, если мне не удастся привести Ксению в чувство. Одновременно я очень четко представляла себе очередное объяснение с Сержиком, который практически уговорил меня поехать на Пасху к каким-то его друзьям в Подмосковье. Шашлыки, баня, песни под гитару… Петь под гитару мне хотелось еще меньше, чем лететь в Турцию.

Я вернулась в свой кабинет и попросила секретаршу вызвать ко мне Ксению. Не хотелось идти в общий зал менеджеров и устраивать выволочку подчиненной на глазах у всех. Особой любовью в коллективе я не пользовалась, меня уважали, но — не любили. Наверняка и кличку какую-нибудь давно уже дали, типа «наша мымра», как в классической, советской еще комедии. Хотя, видит Бог, на мымру я никак не тянула.

Не тянула я и на ту красотку, которая появилась передо мной через несколько минут. Ксения вполне могла работать фотомоделью, в крайнем случае рекламировать по телевидению шампунь, зубную пасту или интимные дамские штучки. Пышные кудри до лопаток, эталонная фигура, белозубая улыбка… Впрочем, сейчас она не улыбалась: идеально выщипанные брови были сведены по принципу «я такая грозная»…

— Что происходит, Ксения? — осведомилась я, начисто проигнорировав ее мимические упражнения. — Почему вы отказываетесь ехать в командировку?

— На Пасху в языческую страну?!! — страшно изумилась она.

— Вы работаете в туристическом агентстве или в христианской миссии?

— Я православная! — заявила Ксения, усаживаясь напротив меня и закидывая одну безупречно длинную ногу на другую.

— Рада за вас. В наше время молодые люди редко задумываются о своей конфессиональной принадлежности.

— Чего? — растерялась моя собеседница.

Модельная красотка на секунду уступила место смазливой девице из Талдомского, кажется, района Подмосковья. Даже носом шмыгнула, как в недавнем босоногом детстве. Да, можно вывезти девушку из деревни, но деревню из девушки не выведешь. Не мной первой подмечено, кстати.

— Попытайтесь понять ситуацию. Вы можете отказаться от командировки только по очень уважительной причине. Церковные праздники таковой не являются.

— А если я не поеду?

— Тогда придется писать заявление об уходе. Это — в лучшем случае.

— А в худшем.

— А в худшем вас уволят за нарушение трудовой дисциплины. Вот вам три варианта, выбирайте.

— Три?

— Именно, — кивнула я. — Командировка, заявление по собственному желанию или увольнение.

— Но Стелла Андреевна, я не могу ехать!

— Почему?

— Ну-у, потому… потому что мой жених… Мы хотели…

— Ксения, желание вашего жениха — его личное дело. Даже если бы он был вашим мужем…

— Если я уеду, он на мне не женится! — выпалила Ксения.

«И всюду страсти роковые, и от судеб спасенья нет…»

— А если вы не поедете, вас уволят, — сообщила я будничным тоном.

Ксения разрыдалась. С ее стороны это была тактическая ошибка: ненавижу женские слезы. Сама никогда не плачу, и не понимаю, почему нужно рыдать, вместо того чтобы трезво оценить ситуацию и принять правильное решение. Теперь придется ждать, пока она успокоится. Или — не успокоится: судя по всему, плакать девушка решила долго и со вкусом.

Мое молчание она расценила по-своему и очень скоро сквозь рыдания начали пробиваться какие-то маловразумительные фразы:

— Конечно… если спать с шефом, то никто не уволит… можете ездить в дурацкие командировки сами… все равно тут никому не нужны… старая дева… бесчувственная… всех под себя подминаете… с шефом крутите… всем известно… строит из себя бизнес-леди… просто личная жизнь не удалась… с такой физией… точно стерва… Стерва Андреевна, правильно вас называют…

Конца этому не предвиделось, а терпение у меня не безразмерное. Я нажала кнопку селектора и велела секретарше готовить приказ об увольнении Ксении Дмитриевны Булыгиной за нарушение трудовой дисциплины. Правильно меня называют Стервой Андреевной, коллектив всегда прав. Вот и буду соответствовать заданному образу.

Ксению я отправила рыдать и собирать вещи в комнату менеджеров, а сама на минуту задержалась у зеркала в туалетной комнате. Физия? Естественно, физия. Обычное лицо женщины «за тридцать», нормальных размеров глаза, нормальная прическа: темно-каштановые волосы собраны в узел. Все, как говорится, «без особых примет», разве что глаза — зеленые, но на работе я обычно ношу очки. На конкурс красоты я и не собираюсь, а для повседневной жизни вполне годится.

Я бросила в зеркало еще один взгляд, пожала плечами и позвонила Мими по внутреннему телефону, минуя секретаршу.

— Михаил Михайлович, приказ об увольнении будет готов через несколько минут.

— По собственному? — неожиданно живо поинтересовался шеф.

— Нет. За несоответствие.

— Железная вы женщина, Стелла Андреевна, — вздохнул Мими.

Во вздохе, впрочем, чувствовалось явное облегчение. Еще бы: не он отдал приказ об экзекуции, не на его голову будут посылаться проклятия. Да и мужская часть нашего коллектива явно затаит на меня зуб за увольнение «мисс турагентство». Ничего, переживут. Пусть лучше о работе думают, а не о ножках и глазках.

— В каком смысле — железная?

Разговор явно стал принимать тот самый оборот, от которого я не собиралась приходить в восторг.

— Ну… решительная. Я думал уволить ее по собственному…

— Так увольняли бы, — с трудом сдерживая раздражение, отозвалась я. — Зачем было меня впутывать?

Ответа, разумеется, не последовало. Признавать свои ошибки или слабость Мими не любил.