читался на ура. Аудитория ей рукоплескала. С тех пор о ней только и говорили. Даже в полиции у нее появились свои читатели. Похоже, там решили, что с такой журналисткой лучше дружить, чем ссориться. Себе дороже…

— По-моему, здравый подход, — поддержал редактора КэБ. — Альберт Николаевич, а что представляла собой Каретная как человек? Выражаясь научно, меня интересуют ее характерологические особенности.

— Характерологические, говорите… — Он задумчиво затушил сигарету. Потом, будто вспомнив, воскликнул: — Ну, конечно, она была страшно скрытной. Я, например, ничего не знаю о ее личной жизни. Притом что я в курсе дел большинства своих подчиненных. Здоровье родителей, рождение детей и все такое… А о Светке ровным счетом ничего не знал, кроме того, что она выпускница нашего журфака, и даты ее рождения. У нас в коллективе принято отмечать днюхи. Она же никогда этого не делала. Отнекивалась, говорила, чему радоваться, когда на год становишься старше. Да и мы свыклись, перестали приставать с расспросами.

— Ее скрытность касалась и рабочих моментов?

— Целиком и полностью. Все держала при себе — клещами не вытянешь. Я спрашиваю, чем занимаешься, какой материал ожидать? А она улыбнется только и скажет: «Будете довольны». Вот такой была наша Света, — на лице Рассказова появилась отрепетированная маска печали.

— Судя по реакции агентства, коллектив не очень-то поверил в озвученную следствием причину смерти? — задал главный вопрос Кирилл Борисович.

Рассказов моментально среагировал:

— Откровенно говоря, нет. — Судите сами: на здоровье Света не жаловалась, нервы — железные, если не стальные, выглядела прекрасно. Не знаю, была ли она «зожница», но не курила точно. Алкоголь почти не употребляла. Сам не раз видел: на мероприятиях подержит бокал в руке, чуть пригубит да и поставит обратно на стол. Да и не любила она посиделки. Но все это слова, а у следствия, понимаете ли, на руках заключение экспертизы. И хоть кол им на голове теши! Между прочим, в деле Фофанова были десятки заключений, да только все оказались ошибочными.

— Вы не одиноки, — уверенно проговорил Кирилл Борисович, — мы с Максимом тоже сомневаемся. Но у нас помимо эмоций появились факты, указывающие на то, что со Светланой происходило что-то непонятное. Она, к примеру, нежданно-негаданно ушла с журфака. Вы не в курсе?

— Ни сном ни духом. То, что она сотрудничала с университетом, я знаю — просто забыл сказать об этом. Но про увольнение слышу впервые. Странно, что мне оттуда не маякнули, — я там многих ребят знаю.

— Дело в том, что причиной ухода Каретной стало состояние здоровья. Во всяком случае, она так объявила, — вклинился Максим.

— Тогда не понимаю. Может, студенты допекли? Они кого хочешь доведут. Но у нас она работала в удовольствие и на самочувствие не жаловалась. Отвечаю.

— Альберт Николаевич, можете показать кабинет Каретной? — попросил КэБ.

— Почему нет. Я так понимаю — мы единомышленники. Поэтому готов оказать любое содействие. Ключ от ее кабинета у меня. — Рассказов выдвинул ящик стола. — Пойдемте.

Он двинулся первым, за ним Хабаров, чуть замешкавшийся Максим замыкал шествие. Оказавшись в стеклянном коридоре, редактор как бы между прочим сказал:

— Дымов приходил сюда, но, в отличие от вас, особенностями характера Светланы не интересовался. Задавал дежурные вопросы: чем занималась, были ли у нее враги?

— А и вправду, что насчет недоброжелателей? — уточнил профессор.

— Не в этих стенах точно… Здесь у Каретной не было соперников.

— А Шершень другого мнения…

Главред с досадой махнул рукой:

— Слушайте вы его. Он и не такое наплетет, чтобы заманить зрителей…

— Тогда, может быть, завистники?

— Мне кажется, из зависти не убивают.

— Ну как же? А Моцарт и Сальери? — нашелся Максим.

— Так ведь это все выдумки… Доказано же, Сальери не травил Моцарта.

Кирилл Борисович, осведомленный о подноготной «дела Сальери», знал, что в 1997 году суд Милана оправдал опороченного ложными слухами композитора «за отсутствием состава преступления».

Ведомые Рассказовым, они свернули направо и попали в тупик.

— Странный выбор места для кабинета. Глухой угол с единственной дверью. — Кирилл Борисович обвел рукой окружающее их пространство.

— Сама его выпросила. У нас тут раньше подсобка была, но Светке я пошел навстречу. Она убедила меня, что это идеальное место для творчества: тишина, никто и ничто не отвлекает, опять же подальше от начальства. — Рассказов сверкнул золотой серьгой в свете коридорной лампы. — Каретная к тому моменту настолько увеличила аудиторию наших читателей, что я готов был согласиться с любой ее прихотью. Лишь бы работала…

Главред открыл ключом дверь и пригласил гостей войти. Первое, что бросилось в глаза, — стерильный порядок. Минимум мебели, чистый стол, не считая сиротливо стоявшего на нем компьютера, шкаф для бумаг с аккуратно расставленными папками. Кирилл Борисович вспомнил дымовское описание квартиры Каретной. Аналогия полная. Единственной, с позволения сказать, вольностью была рамка, висевшая на противоположной от стола стене, с набранными крупным шрифтом словами «Мы видим преступление везде».

— Серьезная заявка, — прокомментировал журналистский девиз КэБ, — интересно, он авторский или Каретная его позаимствовала? — Он обернулся к Рассказову: — Альберт Николаевич, а следователь сюда заходил?

— Даже не подумал.

— В таком случае, не возражаете, если мы заглянем в компьютер Светланы. — Профессор вопросительно посмотрел на Рассказова.

— Валяйте!

— Максим, взгляни, ты у нас мастак по части техники. — Кирилл Борисович слегка подтолкнул аспиранта к столу.

Макс, не тушуясь, уселся и приступил к манипуляциям с компьютером. В это время Кирилл Борисович подошел к шкафу, открыл дверцу и достал одну из папок. Она оказалась пустой. Он потянул за вторую — результат тот же. В следующей папке он обнаружил вырезки из криминальной хроники. Все они были разложены по датам и ровно подшиты. По всей видимости, особо интересные материалы журналистка помечала цветными стикерами. Все, как и рассказывал майор. Педантизм журналистки одинаково распространялся на ее домашний и рабочий быт.

На средней полке Хабаров заметил советских лет «Справочник следователя»: страниц на сто пятьдесят, карманного формата, в твердой обложке кирпичного цвета. На титуле значились выходные данные: «Москва, Госюриздат, 1957 год». На оборотной стороне книжки КэБ увидел наклейку интернет-магазина, датированную ноябрем 2011 года. Недавно приобрела, отметил профессор, значит, понадобился справочник.

— Надо же, — проговорил он, — у меня такого нет. По сегодняшним меркам раритет.

КэБ пролистнул несколько страниц с карандашными рисунками, содержащими описание деталей воровской фомки, ножа-финки, анатомических частей человеческого тела и многого другого. Находка заставила задуматься: «Обстоятельная дама эта Каретная». Он вслух поделился своим наблюдением. Рассказов с удовольствием подхватил:

— Настоящая профи.

Продолжая листать справочник, Кирилл Борисович наткнулся на листок перекидного календаря от 25 декабря прошлого — 2010 года.

На его оборотной стороне обнаружилась сделанная гелевой ручкой надпись: «КДЛ» и