пальцев, встал и ушел. В его системе координат это означало «нет». Он прекрасно сознавал, что женщины понимают его «нет» как «может быть», но ничего не мог с собой поделать. Годы невнимания сделали свое черное дело: отказать ясно и бесповоротно Тони не мог органически, потому что этот вот женский интерес нужен был ему как воздух. Просто интерес — без практического воплощения.

Второй ошибкой Тони стало то, что он ничего не сказал Питеру. Но он просто представить себе не мог, как это сделать. Ну вот правда, как? «Извини, Питер, твоя девушка ко мне приставала?» И каков будет результат? С большой вероятностью, это стало бы концом их дружбы, чего Тони никак не хотел. И поэтому промолчал, надеясь, что Питер со временем сам разберется, что собой представляет Хлоя.

Но Питер не разобрался. Даже когда Хлоя явно и открыто вешалась на всех встречных и поперечных мужчин, он то ли закрывал глаза, то ли находил этому какие-то оправдания. «Почему бы красивой девушке не пофлиртовать? — говорил он. — Главное — с кем она остается потом». Когда Тони застал Хлою с Майком, в позе, исключающей сомнения относительно происходящего, он поддался на уговоры Майка и снова промолчал. И это было уже третьей, воистину роковой ошибкой.

После свадьбы Хлоя по-прежнему не оставляла Тони в покое, особенно когда он разошелся с Терри, и в этом уже не было ничего приятного. При Питере он вынужден был держаться с ней любезно, и этого хватало, чтобы Хлоя возобновляла свои атаки снова и снова, при любой возможности. Потом Тони познакомился с Хелен, и Хлоя, вроде бы, на время оставила его в покое. Но после их разрыва все началось сначала. Он пытался делать вид, что ничего не замечает, а закончилось все тем, что Хлоя заявилась к нему ночью, голая и пьяная.

Как он только удержался, чтобы не врезать ей от души? Просто обматерил и вышвырнул в коридор — так, что улетела, кувыркаясь. Вот это уже было по-настоящему «нет», и до Хлои наконец дошло. Чем все это закончилось — лучше даже не вспоминать. Но, похоже, урок он не усвоил. Иначе чем объяснить, что всего через три года вляпался в то же дерьмо снова? Почему не смог остановить Эшли в тот самый момент, когда абсолютно ничего к ней не испытывал? В тот момент, когда окончательно и бесповоротно понял, что любит женщину, с которой все так зыбко и неопределенно…

Когда именно это произошло? Он мог сказать с точностью до минуты.

В день самой сильной грозы за все лето. Когда они держали друг друга в объятьях, и Тони подумал, что все это уже было, и не один раз. Именно с ней — со Светой. Это томление и желание, этот разгул стихии и страсти… И на самом пике, совпавшем со вспышкой молнии и раскатом грома, ему показалось, что Света сказала: «Я люблю тебя». И он ответил: «Я тоже». А потом, когда все вокруг плыло в сладкой истоме, пытался понять, было ли это на самом деле…

А потом случилось то, что случилось. Он ждал — каждый день ждал, что Света скажет ему. Хотя бы просто поделится своими подозрениями. Но она молчала. Становилась все холоднее, отстраненнее. И все равно он ждал. Съездил в Линкольн и купил кольцо. Не потому что чувствовал, что обязан. Потому что действительно хотел быть с ней. Надеялся — до последнего дня, до последней минуты. Хотя бы одно слово… Но почему не спросил сам? Неужели причиной были две его предыдущие неудачи? Или все-таки то темное, что встало между ними?

А потом была сухая смска. Недоступный номер телефона. Удаленная страница на Фейсбуке… И все-таки он продолжал надеяться. И даже попросил у Люси Светин петербургский номер. Но та с ледяным выражением лица отрезала: если Света не хочет с ним разговаривать, значит, не стоит и пытаться.

Первая неделя была просто адом. Как он пережил эти дни? А ведь приходилось еще и работать. И помогать со счетами Эшли, которая то ли действительно ничего не понимала, то ли намеренно изображала дурочку. И продолжала липнуть к нему, как пиявка. В этом была какая-то подлая ирония. Когда-то он был готов отдать все, лишь бы девушки обращали на него внимание. И это случилось. Только теперь он наоборот дорого бы заплатил, чтобы этого не было.

С каждым днем становилось все хуже и хуже. Когда Тони сравнил Свету с наркотиком, это была шутка, но то, что он испытывал, действительно напоминало ломку. Он думал о ней постоянно, вспоминал все те дни, которые они провели вместе, по ночам не мог уснуть от изматывающего тяжелого желания.

Если бы можно было просто взять билет и полететь в Петербург… Он даже выяснил, что срочную визу можно оформить всего за три дня, и узнал, какие потребуются документы. Собрался ехать в Лондон, но… так и не поехал. Какой в этом смысл, если она не захочет его видеть?

Еще через две недели в компанию к отчаянью пришла злость. На Свету, на себя, на весь свет. Тони пригласил Эшли поехать с ним в Стэмфорд и привел ее в «Тоби Норрис». Они сидели за тем же самым столом, ели рыбу с картошкой и пили светлый эль. Он был как русалочка, которая отказалась от хвоста ради любви, и каждый ее шаг был словно по лезвию ножа. Все вокруг было этим самым лезвием, и он старался вогнать его как можно глубже. А потом привез Эшли к себе и без лишних слов уложил в постель. В этом не было ни капли чувства, ни капли нежности. Только отчаянье и злость.

Он думал, что Эшли это отпугнет, но она, похоже, осталась довольна. И прилипла к нему еще сильнее. И тогда он сдался, потому что понял, что теперь ему все равно. Если не Света — какая разница, кто будет рядом. Лишь бы кто-то был, чтобы хоть немного заполнить эту чудовищную, зияющую пустоту. Это было эгоистично, возможно, даже подло, но… ему было все равно.

Эшли висела на нем прилюдно, спасибо хоть не при Питере и Люси, — ему было все равно. Прислуга смотрела на него с брезгливым недоумением — ему было все равно.

Она фактически сама сделала ему предложение. Вроде бы в шутку: а что, если нам пожениться? Как хочешь, равнодушно ответил он. Только никакой церкви, никакой свадьбы. Просто зарегистрируемся в деревне. Эшли вытаращила глаза и хотела было возразить,