Глава VI

Форпост

С 1926 по 1931 год десятки тысяч ливийских арабов в результате этнических чисток, организованных генералом Грациани, бежали из Киренаики в Египет. Девятнадцать лет войны́ с захватчиками закончились, когда итальянцы взяли оазис Куфра.

Обездоленные, почти лишенные своего скота, ливийцы осели на краю Западной пустыни, от Бурдж-аль-Араб под Александрией до Эль-Файюма и даже Бени-Суэйф на юге. Кто-то сохранил полукочевой образ жизни, кто-то влился в пестрые толпы нищих, кишевших в Александрийском порту. Но преданность своему духовному лидеру, сейиду Идрису ас-Сенусси, тоже изгнаннику, и общая память о былых вольных пастбищах, которую хранили старики, давали им ценное чувство единства. Это были арабы из племен Киренаики, принадлежащие к тарикату Сенуссийя, правоверные мусульмане, не приемлющие алкоголь, почти не курящие, избегающие любого бранного слова. Мне, привыкшему к египетским ругательствам, сначала было сложно держать язык за зубами с молчаливыми воинами пустыни. Однажды, впав в отчаяние от одного бестолкового новобранца, но все же стараясь себя сдерживать, я обозвал его ослом. Даже такое мягкое оскорбление произвело чрезвычайный эффект. Выйдя из строя, худой ливиец протянул мне свое ружье, заявив: «Если я осел, я не могу быть солдатом». После этого он три дня безвылазно сидел в своей палатке, пока мне не удалось его выманить публичными извинениями и рассказами, что для нас, британцев, осел – одно из самых почитаемых животных, уступающее разве что льву. Хотя и с недоверием, но мои извинения были вежливо приняты.

Итальянский концентрационный лагерь для пленных ливийцев в Эль-Абьяре

Здесь я вперемешку использую термины «сенусси», «ливийцы», «горные арабы» для обозначения кочевников Киренаики. Это может смущать, но, если вести терминологию с учетом всех местных особенностей, пришлось бы использовать еще больше наименований, и вот это привело бы к настоящей путанице.

Думаю, именно полковнику Бромилоу пришло в голову организовать из этих беженцев военную силу. Когда я присоединился к Ливийской арабской армии, она существовала уже три месяца и в нее вступили три тысячи волонтеров: желание сражаться тут сочеталось с расчетом на регулярное питание и зарплату.

А вот что с ними делать, было непонятно, на этот счет имелись разные мнения. Опытный офицер-кавалерист старой школы и человек, не лишенный воображения, Бромилоу рассчитывал создать из них партизанские отряды, которые под руководством британских офицеров будут действовать на флангах регулярных частей, посреди пустыни, глубоко проникая в тыл врага и выполняя разведывательные миссии. Десять офицеров, включая меня, присоединились к нашей армии, рассчитывая, что именно этим мы и будем заниматься. Все мы ее покинули, как только стало ясно, что подразделение навсегда ограничится охранными, полувоенными функциями, и у нас всех получилось найти себе более опасные занятия, которым мы с удовольствием и предавались до конца войны. С двумя из этих офицеров, Бобом Юнни и Жаном Канери, я служил и дальше, о них вы еще услышите.

Ближневосточное командование, не веря в боеспособность ливийских батальонов, предпочитало использовать их для караульной службы в Египте, высвободив таким образом британские части для сражений в пустыне.

Британская колониальная администрация, руководствуясь политическими соображениями, рассчитывала использовать ливийцев в качестве полицейской силы, чтобы поддерживать порядок в Киренаике в те периоды, когда тамошние территории переходили под наш контроль.

Полковник Бромилоу вполне мог добиться своей первоначальной цели, но, как бы он ни заботился о Ливийской армии, все же он был офицером и думал о карьере. И вскоре ему представился шанс пойти на повышение и возглавить армию Ирака, что он и сделал. А сменившие его командующие об арабах ничего не знали и знать не хотели. Для них это была только очередная ступень к более заманчивым высотам. В результате колониальная администрация одержала верх, и Ливийская арабская армия превратилась в жандармерию.

Ничего об этих интригах я не знал, когда 10 октября 1940 года явился в лагерь сенусси, расположенный у отметки Kilo 9 на шоссе Каир – Александрия, недалеко от Абу-Мины. Меня переполняло счастье: обхитрил штабных, никакой конторской работы, а партизанский арабский отряд – как раз то, о чем я мечтал. И выжать из обстоятельств я собирался максимум.

Перед этим у меня состоялся тяжелый разговор с директором сахарной фабрики: «Когда я хочу выгнать простого дикаря-рабочего, мне надо дать ему уведомление за неделю. Исходя из соотношения зарплат, вам бы надо было нас уведомить за год. Это беспредел. Вам это с рук не сойдет». Однако полгода это мне с рук сходило, а после я нашел возможность убедить руководство компании действовать, исходя из европейских стандартов ведения бизнеса.

Брайан Эмери дал мне первые уроки армейского этикета: когда брать под козырек, как обращаться к старшим по званию, куда девать фуражку, войдя в штаб, как держать себя в офицерском собрании. Заняло это пять минут, но сделано было с таким тщанием, что я ни разу не оплошал за все время моей армейской карьеры. Вот и вся моя подготовка перед поступлением в часть.

В Ливийской арабской армии, надо сказать, царил некоторый беспорядок. Формально как регулярное пехотное формирование она подразделялась на батальоны и роты. Но кроме их наименований, мы не знали ничего, и научить нас было некому. Большинство офицеров буквально вчера пришли с гражданки, верили чему угодно и всего боялись. Несколько профессионалов, которых я встретил, были в шоке от окружающего хаоса и прикладывали все усилия, чтобы перевестись хоть куда-то. Помню одного честного молодого лейтенанта по имени Дж. П. Робертсон, который в одиночку попытался навести там порядок. Он несколько недель прослужил командиром роты, но в конце марта 1941 года его пришлось с диагнозом «полиомиелит» срочно эвакуировать в Каир, а оттуда в Британию. Насколько я знаю, к концу войны он вернулся на службу, став десантником. Я сменил несколько должностей, пока не был назначен одним из ротных в новый батальон. Наш командир, высокий пожилой господин, владелец дома в Порт-Саиде, изредка проявляя к нам интерес, в основном, кажется, уделял внимание семье. Предоставленные сами себе, мы с коллегами, все как один без армейского опыта, каждое утро искали благовидные предлоги, чтобы не работать на прокладке дороги к офицерскому собранию и строительстве конюшни для игры в поло, а затем, с помощью инструкторов из армии Египта, целый день гоняли наших людей. Сенусси проявляли не меньше усердия, чем мы сами. И еще долго после того, как офицеры удалялись в палатки, их сон через равные промежутки прерывали окрики строевой подготовки на арабском: солдаты тренировали друг друга.

Западный взгляд на