Но что, помимо этого, я действительно знаю о Винсе Масуке? Кажется, немного, если разложить все по полкам; бесполезные факты, которые с таким же успехом можно прочитать в газете, – и это мой ближайший друг. Интересно, у людей тоже так? Знают ли они друг друга в самом деле, как бы ни были «близки»? Кажется, это невозможно.

Пустая трата времени. Не важно, как хорошо я знаю Винса, важно лишь одно: поможет он мне или нет. А Винс обязан мне помочь, ведь он – моя последняя надежда. Формально он мой друг, а когда семья столь драматично бросает в беде – на помощь приходят друзья. Мой друг Винс мне поможет.

Тогда я стал соображать, как бы передать ему послание. Андерсон наверняка хищно следит за каждым моим звонком, поэтому в открытую просить Винса о помощи я не мог. Андерсон тут же прихлопнет нашу затею, а если и нет, то узнает о моих планах и помешает исподтишка. Андерсон, помимо прочих, имеет одно прекрасное качество: он задира, а потому надавит на Винса изо всех сил и всем своим весом – да так, что бедняжка Винс сломается. Поэтому я должен был не только поговорить с Винсом, но и сбить Андерсона с толку…

Не люблю хвастаться, но подтверждений тому море и будет ложью не признать, что я чертовски умен. Это, разумеется, не моя заслуга – я таким родился.

Придумать послание, которое Винс поймет, а Андерсон нет, – должно быть для меня как дважды два четыре. Я с уверенностью об этом задумался, зная, что какая-нибудь гениальная и коварная идея вот-вот придет мне в голову. Двух минут должно было преспокойно хватить.

Но прошел день, а идей так и не прибавилось. Возможно, виной тому кормежка в «СИИТГН»: какой бы питательной и полезной она ни была, в ней не доставало рыбы, которая помогла бы мозгу работать быстрее.

После сытного обеда я все так же сидел без единой мысли в голове; тут в очередной раз заскрежетали петли железной двери. Дверь открылась, и Лазло гаркнул:

– Адвокат пришел.

Наверное, мне показалось, но в этот раз в словах его скользили нотки уважения. Я поплелся в коридор и вскоре оказался перед большим толстым стеклом, ожидая встретиться с растяпой Берни и его удивительными летающими бумагами; тут я встал как вкопанный. Никакого Берни за стеклом не было. На его месте сидел другой мужчина.

Я никогда не видел таких, как он, вживую – только в кино. Все в этом незнакомце излучало уверенность, спокойствие, влиятельность и богатство. Он был полной противоположностью Берни: не зеленый, а загорелый, не взмыленный, измученный или тревожный, а уверенный и расслабленный; и по сравнению с его костюмом тот мешок, что носил Берни, язык не поворачивался назвать костюмом.

Костюм на незнакомце точно жил собственной жизнью. Он уверенно и оживленно поблескивал и был столь же холеным, сколь его хозяин. Сшить такой костюм на продажу богачам – мечта любого честолюбивого портного.

Почувствовав руку Лазло у себя на плече, я оглянулся и вопросительно на него посмотрел. Тот лишь качнул головой и подтолкнул меня к окну. Я сел, почти уверенный, что все это какое-то глупое недоразумение, но решил остаться и развлечься смеха ради. Я поглядел на мужчину за стеклом, тот кивнул и одарил меня короткой дежурной улыбкой. В руках у него была роскошная папка из итальянской кожи, полная аккуратно разложенных бумаг. Незнакомец поднял трубку и, показав ее мне, изогнул бровь.

Я поднял трубку на своем конце.

– Мистер Морган, – сказал он быстро, даже не заглянув в бумаги.

Наверное, не хотел запачкать кожаную папку.

– Да. В смысле, это я, но…

Незнакомец снова кивнул и улыбнулся мне с деланым дружелюбием – таким же притворным и расчетливым, как и мое собственное.

– Я Фрэнк Кронауэр.

Я моргнул. Это имя встречалось мне в газетах, и только в них. Если его и произносят вслух, то с благоговейным шепотом. Звездный адвокат Фрэнк Кронауэр в очередной раз вытащил из тюрьмы какого-нибудь отпетого преступника, попивая шампанское у себя на яхте. Разумеется, бесчеловечный негодяй был виновен, но ведь в суде его представлял сам Фрэнк Кронауэр! Убийцы и мафиози из картеля ликуют при виде его, ведь стоит Кронауэру только открыть рот, как оковы их бремени рассыпаются в прах.

На судебном заседании он как бейсболист, один за другим выбивающий мячи за пределы поля: каждый удар отправляет заключенного на свободу.

А теперь он зачем-то пришел к старику Декстеру?

Кронауэр дал мне несколько секунд, чтобы осознать значимость его имени и продолжил:

– Меня наняли вашим представителем. Но если, конечно, вы предпочитаете своего нынешнего адвоката, мистера Фельдмана… – Он улыбнулся шире, явно потешаясь над одной только мыслью, что ему могут предпочесть Берни.

Но мне было совсем не весело. Я удивился, растерялся и, нужно признать, даже насторожился.

– Не знаю, – осторожно произнес я. – Кто вас нанял?

Кронауэр терпеливо кивнул с видом человека, одобряющего предосторожность в потенциальных клиентах.

– Обстоятельства немного необычны, – признал он – человек, который защищал наркобаронов и наверняка привык получать в награду чемоданы, полные кровавых купюр. – Меня просили вам передать, что мой наниматель – мистер Эрман О. Ярому. – Кронауэр склонил голову набок, и вид у него стал одновременно веселый и поразительно уверенный в себе. Костюм, конечно, тоже делал свое дело. – Вы знакомы с мистером Ярому? – поинтересовался он, изогнув одну, четко очерченную бровь.

Держался он так превосходно, что мне было чему поучиться и даже поаплодировать. Но Декстера не так-то просто прельстить; его мозг наконец-то разогнался до своей обычной скорости – девяти миллионов оборотов в минуту.

Во-первых, я никогда не знал и не знаю никакого Эрмана О. Ярому. Во-вторых, маловероятно, что какой-нибудь незнакомец наймет для меня самого талантливого и, следовательно, дорогого адвоката в Майами. А значит, за этим именем скрывается кто-то другой. Только зачем? Единственная причина выступать под ложным именем – желание сохранить анонимность, а это означает, что мистер Ярому не хочет, чтобы его имя связывали с моим…

Но ведь он наверняка захочет, чтобы я узнал, кто он. Или, справедливости ради, она. Лишь кто-то из моего ближайшего окружения мог нанять Кронауэра с его заоблачными расценками. Только вот никого настолько близкого у меня не осталось – по крайней мере среди живых. Точно не друзья, потому что, кроме Винса, у меня никого нет. И, как мне теперь хорошо известно, Дебора бы тоже на такое не пошла. Она ясно дала понять, что обо мне думает, и не могла так разительно изменить свое отношение.

Исключить друзей, исключить семью, и кто тогда останется? На всем белом свете никому нет дела, жив я или мертв (хотя, пожалуй, список тех, кто искренне желает мне смерти, в последнее время значительно расширился). Не незнакомец, не друг, не член семьи. Остается только…

Я снова моргнул. Я отчаянно ждал озарения. Тут крошечный лучик света пролился в темной бушующей буре Декстерова сознания. Меня обошли – ловко и без усилий. Пока я стоял на черте, скорчившись от стартового выстрела, кто-то опередил меня, добежал до финиша и вернулся обратно. На меня нахлынула волна теплого облегчения, мои умственные силы наконец ко мне вернулись, и я понял, кто это был. Загадка крылась в имени.