Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тюлени возвращаются на север жирные, готовые плодиться, и шкуры у них блестящие, плотные. Такие уйдут по хорошей цене, – объяснил он и строго посмотрел на зятя. – Если хочешь построить свой дом и обеспечивать семью, выходи в море вместе со мной. Ты быстро заработаешь на шкурах, масле, китовых усах и моржовой кости.
Шелки понимал, что китобой прав, но Флора не разделяла энтузиазма своего отца. Однажды вечером он услышал, как она спорит с родителями, думая, что муж ее спит.
– Зачем ему так скоро выходить в море? Не лучше ли подождать, пока родится младенец?
– Он должен стать настоящим мужчиной и вносить свой вклад в семью, – отвечал ей отец. – Иначе как он будет заботиться о вас с сыном?
– Неужели нет другой работы, которая больше ему подходит? – взмолилась Флора.
– Твой отец зарабатывает морской охотой, и тем же жил твой дед, – строго вмешалась ее мать. – Почему твой муж не может пойти по их стопам?
– Потому что он мой, – сказала Флора, и мать рассмеялась.
– Пусть сам выбирает, чем ему заниматься. Ты не можешь вечно держать его взаперти.
* * *
«Это точно», – мысленно согласился с тещей шелки. И хотя ему вовсе не хотелось жить на охотничьем корабле, он слышал зов моря, а жизнь с родителями Флоры казалась ему невыносимой. Живот его жены становился все больше, и ребенок должен был родиться уже к маю. К этому времени он как раз вернулся бы с заработанным золотом. «Ты мог бы и сбежать за это время», – подсказал ему скрипучий голос в голове, и хотя шелки не уверен был, кому он принадлежит, голос этот вызывал у него уважение и доверие. Правда, он не понимал, зачем ему сбегать, ведь он не пленник и с ним любимая женщина с его ребенком во чреве. Прошлое для него подернуто туманом, но ведь неизвестно, каким оно было. И что за человек бросает жену с ребенком из-за неясных снов?
– Что тебе снится? – спросила Флора как-то ночью, когда шелки лежал с широко распахнутыми глазами, дрожа в темноте, но боясь заснуть.
– Я вижу море, – ответил он. – Я там не один и как будто не я.
Флора нахмурилась.
– С кем же ты?
– Не знаю, – сказал шелки. – Мы с ней плаваем вместе, не боясь охотников. В этих снах я понимаю язык океана, он зовет меня, и голос его так печален, что у меня сжимается сердце.
– Сердце? Твое сердце принадлежит мне и нашему ребенку.
– Знаю, но во сне…
– Хватит об этом, – резко оборвала его Флора и, отвернувшись, сделала вид, будто заснула. Остаток ночи они провели в тишине.
* * *
В ночь Волчьей луны, как называют полную луну в январе, шелки вместе с Джоном Маккрэканном и другими моряками начали готовиться к путешествию на «Кракене». Это был корабль в шестьдесят футов длиной, с двумя китобойными шлюпками и командой в двадцать одного человека, включая китобоя. Кабины капитана и его старшего помощника располагались на главной палубе, а шелки поселили вместе с остальными внизу, в глубинах этого морского великана.
Шелки с удивлением отметил, что в команде все любят и уважают китобоя. Всем не терпелось познакомиться с его новоиспеченным зятем, и любопытные моряки быстро окружили юношу. Все хотели пожать ему руку, угостить напитком, завязать с ним дружбу. Китобой упоминал о том, что на борту у него все друзья, но все же шелки не ожидал такой теплой встречи. Впервые к нему пришла сладкая мысль, что это путешествие будет вовсе не таким страшным и тяжким, как он ожидал.
Они вышли из гавани на рассвете в холодное февральское утро и отправились на север, в туманные охотничьи края. Китобой сказал капитану, что сам займется обучением своего зятя, поэтому юноша не отходил от него ни на шаг. Шелки быстро понял, что находится здесь на особом положении, в первую очередь благодаря его связи с Джоном Маккрэканном. Его уважали больше остальных новичков, щедро кормили и вместо одного выдали ему сразу два одеяла. Правда, и ожидания от него были высокими. Шелки понимал, что в нем видят ценное приобретение, которое принесет пользу всей команде. Сам он сомневался, что оправдает эти ожидания, ведь его воротило от одной мысли о том, чтобы убить кита, но тесть был полон уверенности, что сделает из юноши настоящего мужчину. Так доброе судно «Кракен» продолжало свой путь на север, и хотя шелки скучал по простому и привычному быту, он чувствовал себя сейчас счастливее, чем во все пять месяцев своей новой жизни, хоть и не мог понять, отчего.
Далекий северный архипелаг растянулся на три сотни миль. В нем было семнадцать крупных островов, сбитых в три основные группы, и ближайший находился милях в тридцати от материка. Еще дальше на север лежали шхеры – блеклые каменистые островки, на которых жили лишь морские птицы, тюлени и шелки.
У всех островков были имена, но шелки в них не нуждались и потому редко ими пользовались, тем более что им претило понятие собственности, которое они предполагали. Ведь шелки ничем не владели. Это Народ любил называть все, что считал своим: дороги, города и деревни, даже каменные насыпи. Реки, озера, моря и все, что в них обитало. Таким образом люди убеждали себя, что все на свете принадлежит им.
Разумеется, шелки не знал ничего, кроме названия того места, куда они направлялись, и для него «Сул-Скерри» был всего лишь бессмысленным набором букв. При этом стоило «Кракену» покинуть родные берега и выйти в открытое море, как в шелки проснулось ощущение ностальгии и странной тоски.
«Я был здесь раньше, – думал он, стоя на палубе. – Плавал по этой морской тропе – в те времена, когда еще помнил о себе все».
Эта мысль придала ему сил. Он чувствовал, что память еще можно вернуть, что она покоится в глубинах его разума подобно затонувшему кораблю на дне океана, со сломанными мачтами, поросшими темными склизкими водорослями: радужным фукусом, сахаристой ламинарией и хордой нитевидной. Ах, если бы он только мог окунуться в эти зеленые воды прошлого! К сожалению, у него никак не получалось вывести свои воспоминания на поверхность океана памяти, а «Кракен» как ни в чем не бывало продолжал рассекать морские просторы.
Жизнь на корабле была непростой, каюты тесными, а работа тяжелой и изматывающей, пеньковые веревки стирали ладони шелки до
