Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опасность для охотничьей шлюпки представляет даже совсем молодой полярный кит, ведь он уже в десять раз тяжелее ее. Шелки успел поймать взгляд юнца, прежде чем тот нырнул в волну и ушел под воду. Тогда осталась видна лишь его гладкая темная спина, покрытая рачками, как валун на мелководье, скользящая по воде с удивительной скоростью.
Китобой закричал:
– Суши весла!
Моряки по команде достали их из воды, бросив грести. Под ними проскользнула большая серая тень. Юнец задел киль, и все затаили дыхание от страха и предвкушения.
Китобой повернулся к шелки.
– Он хочет забраться под киль и перевернуть лодку. Бросай копье по моей команде, сынок, ровно в то место, куда я скажу.
Шелки покачал головой, не желая брать в руки оружие.
– У тебя нет выбора, – прошептал его тесть. – Все смотрят. Ты обязан принести добычу, а не то тебе несдобровать.
Шелки взял копье, прилаженное к туго натянутому пружинному механизму и привязанное к бечеве. Наконечник у него был стальной и смертельно острый.
– Жди моей команды, – повторил китобой низким, вкрадчивым голосом. Шелки еще не видел его таким счастливым и сосредоточенным. Моряк полностью отдался азарту охоты, и глаза его горели странным пламенем.
Все затихли в ожидании. Гребцы молчали, бледные как снег, и слышалось лишь их дыхание.
Кит погружался все глубже, уходя под воду, пока не осталась видна лишь его тень, темная и грозная. Затем он начал стремительно подниматься, и шелки догадался, что китобой был прав: юнец в самом деле собирался перевернуть лодку. Толкнуть ее снизу и ударить своим мощным хвостом. Даже если охотники не утонут, куда им тягаться с рассерженным великаном? Однако шелки не боялся. Наоборот, в нем теплилась надежда и бурлило некое приятное волнение.
«Спасайся, – мысленно обратился он к киту. – Плыви отсюда как можно дальше!» Позабыв о копье, шелки наблюдал за черной тенью, все его тело было напряжено. Он слышал голоса полярных китов, похожие на чудесное пение. Они взывали к отбившемуся от стаи детенышу.
Кит постепенно приближался к поверхности, и китобой прошептал:
– Целься в точку у него за ухом. Она покажется всего на мгновение, и ты должен ударить немедленно. Бросай копье сразу и со всей силы, и после этого тебе не придется ни о чем беспокоиться. Мы все разбогатеем, а ты станешь настоящим китобоем.
Сердце шелки заколотилось быстрее. Глаза жгло от морских брызг, руки ныли под весом копья.
Наконец кит поднялся, и китобой выкрикнул:
– Давай!
Шелки бросил копье, но на долю секунды раньше, и не прицелился в точку за ухом, а зажмурился. Оно пролетело мимо шеи животного и пронзило пустоту с гулким рокотом, словно экипаж Смерти, что несется в загробный мир.
Охотники закричали подобно многоголосому зверю.
– Весла на воду! – приказал китобой, и все поспешили увести желтую шлюпку как можно дальше от разъяренного кита.
Шелки наблюдал за происходящим со смесью страха и восторга. Всего один удар китового хвоста мог раскрошить лодку на щепки, но все же он радовался тому, что промахнулся, какими бы ни были последствия его ошибки.
Вторая шлюпка двигалась на кита, надеясь исправить ошибку первой, но бечева от копья запуталась за весла, и во всеобщей суматохе юнец проскользнул под обеими лодками, взмахнул на прощание хвостом и ударил им по той шлюпке, которая спешила на помощь. Нос вошел в воду, а гребцы – вслед за ним, будто шашки в нардах, упавшие с опрокинутой доски. Затем великан нырнул глубже и скрылся под волнами, но шелки еще слышал его далекую грустную песню.
Китобой не стал тратить время на выговор зятю: упавшие в воду оказались на волоске от смерти. Моряки с уцелевшей шлюпки были слишком заняты тем, что спасали оборудование и жизни своих товарищей, поэтому и они ни слова не сказали о промахе шелки. Однако по их кислым лицам и сгорбленным плечам, по тому, как они отворачивались от юноши, было ясно, что приговор ему уже подписан.
Полярный кит принес бы команде по меньшей мере сотню бочек жира высочайшего качества, шесть шиллингов за каждую, но по вине шелки все это богатство было потеряно вместе со шлюпкой.
– Мне жаль, – сказал он, пока они гребли в сторону «Кракена». – Я, должно быть, поспешил с броском.
Китобой ничего не ответил, но его мрачные, как океан, глаза пугающе сверкали.
Глава четвертая
Капитан наблюдал за происходящим с палубы и видел в подзорную трубу, как шелки промахнулся. Обратил внимание на гнев и удивление на лице китобоя и на то, как потонула вторая шлюпка. Все это немало его опечалило, и лицо его было мрачным, когда он встречал вернувшихся на борт моряков, таких же сердитых, как он сам.
– Что произошло? – спросил капитан, обращаясь к Маккрэканну.
Шелки надеялся, что тесть за него заступится. Скажет, что это всего лишь ошибка новичка, что он просто поспешил в пылу охоты. Китобой молча перевел взгляд на море, на обломки сокрушенной шлюпки в морской пене.
Капитан строго нахмурился.
– Я жду ответа, Маккрэканн.
Китобой взглянул на шелки, а затем на капитана, по его темным глазам невозможно было что-либо прочесть.
– Я дал Макгиллу копье, – объяснил он. – Сказал ему в точности, куда целиться. А он бросил его выше головы чудища и тем самым подверг наши жизни опасности. Из-за него мы лишились возможности поймать кита, а еще одной шлюпки и всего оборудования, что в ней находилось.
Капитан обратился к остальным членам команды.
– Так все было?
Они переглянулись.
– Так точно, сэр.
– То есть он ослушался приказа?
– Да, сэр.
– Все согласны?
– Да, сэр.
Капитан пожал плечами.
– Тогда вы знаете, что делать. Пятьдесят плетей и ночь в клетке. А все, что он успел заработать, пойдет на возмещение потерь.
Матросы схватили шелки, раздели до пояса и привязали к грот-мачте. Китобой тем временем сходил за плетью для наказания – крепкой узловатой веревкой.
Шелки не понимал, что происходит. Почему тесть не попытался его выгородить? Ведь было бы легко убедить капитана, что юноша допустил ошибку в хаосе морской охоты. Почему он этого не сделал? Почему?
– Глупец, – прошептал китобой едва слышно, чтобы его слова уловил лишь шелки. – Почему ты меня ослушался? Теперь придется тебя выпороть, а потом еще неизвестно, что сделают с тобой остальные.
Он исполнил жестокий приказ капитана под одобрительный рев своих товарищей, и после пятидесяти ударов несчастный юноша