Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не обращайте внимания. Там новенькая, скоро за ней приедут, – сказал Грязный Том.
– Что за новенькая? – неожиданно сказал Дойл; его терзало любопытство, словно ребенка.
– Ты сюда вопросы пришел задавать?! – со злобой сказал Грязный Том. – Как вмажетесь можете взять любую телку на выбор, это бонус от Грязного Тома; снимете стресс и перестанете задавать тупые вопросы! – добавил он, поднимаясь по лестнице.
Секс-рабынями становились не только эмигрантки. Вербовались как правила девушки из неблагополучных семей. Сутенёры заманивали их, обещая «красивую жизнь», и по началу таким девушкам предоставляли все условия: жилье, косметику, деньги. А затем такие как Грязный Том подсаживали девушек на наркотики и путем запугивания заставляли оказывать интимные услуги за деньги; и девушка становилась вечной должницей – рабыней, которая будет отрабатывать свои долги до конца дней, а точнее до того времени пока не утеряет товарный вид. Жертвой различных манипуляций и запугивания мог стать любой, кого удалось подсадить на иглу.
Дойл поднимался по лестнице последним, и он видел, как под давлением веса Джозефа дерево слегка проседает и скрипит. Грязному Тому было тяжело подниматься по ступенькам, словно он был не человеком с длинными ногами, а скользким, ползучим, оставляющим липкие следы насекомым.
– Здесь пять кило хмурого! И пятьдесят таблов кислоты! Если хотите можете вмазаться прям здесь! Кен назвал цену? – сказал Грязный Том и отпугивающе улыбнулся.
Дойл старался близко не подходить к нему, переживая что из его пасти может брызнуть слюна, которая попадет в глаз и передаст инфекцию.
– Это все? – холодно произнес Дойл и цинично посмотрел на Грязного Тома и его товар.
– Нет! Под матрасом лежит тона. Здесь что тебе завод? В некоторых местах люди в жопе таскают несколько грамм герыча, чтобы шырнуться. А тут целых пять кило! Мне не нравится твой тон. Давайте деньги и валите от сюда! Шырнетесь на улице возле помойки!
Джозеф достал пистолет, вслед за ним и Дойл; и настроение хозяина дома резко сменилось.
– Не надо! – истерично взвыл Грязный Том, словно его жизнь несла некую наполненную глубоким смыслом миссию. – Забирайте все бесплатно. Я работаю на Филипа, знаете такого, да? Я большие деньги ему делаю, знаешь, что он с тобой сделает? Не из-за меня – из-за денег! Не только вам достанется, и вашим семьям тоже! Вы хоть понимаете, кто я?
Раздались выстрелы: уши Дойла и Джозефа неприятно заложило; Грязный Том обдал кровью полы комнаты; от попадания два пальца с его правой руки оторвало; гильзы отскакивали и забивались в щели; запах жженого пороха словно дурманил Дойла и не позволял ему глубоко вдохнуть и выровнять дыхания. Джозеф начал менять обойму и перезаряжать пистолет, Дойл последовал его примеру. Вновь – а уже было тяжело остановиться – пугающе прозвучали выстрелы. И то что осталось от Грязного Тома лишь жалко содрогалось.
Джозеф подошёл к продырявленной кровати, и спустил с нее забрызганный кровью матрас, под которым как оказалось были разложены частично испорченные купюры. После случайной находки Дойл и Джозеф принялись обыскивать всю комнату и в итоге они нашли кучу денег. Не удалось только открыть сейф, но Джозеф не отчаялся, и надорвав спину вытащил сейф на улицу, после чего привязал его на крыше своей машины.
Девушки, которые сидели на ступеньках лестницы, услышав выстрелы тут же отрезвели и выбежали из дома. Из комнаты, в которой находилась Хафиза продолжали доносится звуки; она все так же отчаянно пыталась освободить себя.
– Что будем делать с ней? Нельзя ее так оставлять, – сказал Джозеф.
– Она недолжна видеть нас, – ответил Дойл. – Впрочем, что я несу… Нас уже видели две наркоманки! – добавил он и направился к двери.
– Не знаю… Может не стоит рисковать и добавлять в нашу копилку ещё одного свидетеля? – кровожадно добавил Джозеф и потянулся за пистолетом.
– Наденем ей на голову мешок и оставим на улице, – сказал Дойл и обмотался шарфом получше, чтоб его лица не было видно.
Затем он вошёл в комнату и увидел Хафизу, привязанную к стулу: ее залитые слезами карие глаза, словно молили о пощаде, точно она думала, что пред ней палач, который прежде чем замахнуться топором, сначала хорошенько ее изнасилует. Дойл только хотел помочь, но она не понимала его речи, однако в его тони была искренность и доброта. Хафиза не могла поверить: неужели ей кто-то помогает?
Хафизу освободили, она не дрожала и больше не сопротивлялась, сил уже не было, но, когда ей на голову надели пыльный мешок, а под рукой другого не было, она закричала и замахала руками, пришлось силой вытащить ее на улицу. Дойл и Джозеф сорвались и побежали к машине, а Хафиза так и осталась посреди дороги с мешком на голове.
Глядя на деньги Джозеф говорил о благотворительности и нуждающихся детях. А у Дойла возникла мысль, словно навязанная пробудившимся в нем демоном: «Дети? Я думал мы купим стрип-клуб с молодыми шлюхами». Но Дойл тут же избавился от этой бесовской мысли и обращаясь к Богу осудил себя и попросил прощения. И тут же ему пришел ответный вопрос: «А за человека, которого ты только что убил, извиниться не хочешь?»
– Что дальше? – сказал уставший Дойл и посмотрел на довольного Джозефа, который будто обрёл новую цель в жизни и вдруг спросил:
– Что чувствуешь? Ты только что убил человека.
– Ничего. По-моему, убили мы мерзкую тварь, а не человека!
Джозеф весело рассмеялся и оглядываясь в сторону дороги по которой они только что бежали добавил:
– Столько свидетелей… Нам конец!
Через полчаса Джозеф остановился на светофоре и глядя на цифры печально произнес:
– Посмотри на светофор Дойл. Одиннадцать, десять, девять… у каждого человека есть такой, скажем, жизненный таймер, который уменьшается с каждой секундой. Интересно, а сколько времени осталось у меня?
глава шестая
Под утро Дойл и Джозеф отправились на пустырь, чтобы разобраться с сейфом. Джозефу не удалось вскрыть сейф электроинструментами, поэтому он решил его взорвать с помощью тротила.
– Ты точно знаешь сколько грамм взрывчатки надо? – спросил замерзающий сонный Дойл и осмотрелся, ощущая несварение.
Вдали видны горы и казалось, что они совсем близко. Вокруг ни единой души, даже птиц не видно. А воздух настолько чистый, что больно им дышать.
– Три года в армии друг! – ответил устанавливающий взрывчатку Джозеф. И мысль о том, что вот-вот прогремит взрыв – взбодрила.
Джозеф выглядел энергично и наблюдающий за