— Сюда, мэм.

Элис в смятении приблизилась к черному, точно деготь, проходу, потом с сомнением посмотрела на лакея. Он, конечно, шутит? Но его любезная улыбка не исчезла. И Элис заглянула за дверь.

Узкая лестница вела вниз. Девушка решила, что это винные погреба, находящиеся под Ревелл-Кортом. Внезапно из недр дома до нее донеслись обрывки смеха, и она поняла, что это действительно дорога к Гроту. Господи, дело принимало непредвиденный оборот! Слабый голосок у нее в голове посоветовал повернуть обратно, но она решила во что бы то ни стало отыскать Кейро. Элис взяла себя в руки и ступила на лестницу.

Сразу же кожу ее лизнул влажный холодок, похожий на липкий поцелуй царевны-лягушки. Держась за перила, Элис спустилась в темноту. Она успела сделать всего несколько шагов, как осознала, что где-то раздается неумолчный, шелестящий шепот; шепот казался знакомым, но она никак не могла понять, что это такое. Когда она добралась до земляного пола погреба, никакого смеха уже не было слышно, только очередной любезный лакей в ливрее стоял на посту у зияющего входа в пещеру. Он поклонился Элис и широким жестом указал на этот вход.

По спине Элис пробежал холодок. Что же это за человек, с которым связалась ее невестка? Кейро описывала Люсьена Найта как светского, искушенного, опасно хитрого charge d'affaires[4], который говорит на шести или семи языках, но кем же нужно быть, чтобы расставить по всему дому целое войско вооруженной охраны, требовать пароля у ворот и устраивать вечера в подземной пещере? Элис понимала, что ей следует повернуть обратно, но тихий шепчущий звук увлекал ее вперед. Сердце у нее гулко забилось, и она медленно вошла в пещеру.

На стенах горели факелы, освещая там и сям поблескивающие сталактиты, похожие на огромные зубы дракона. Пройдя в пещеру глубже, Элис услышала, что таинственный звук стал громче; потом она почувствовала бодрящий свежий запах воды и внезапно поняла, что это такое — подземная река. Она ведь видела водопад, вырывающийся из-под скалы, когда ее карета ехала по деревянному мостику. Ее предположение подтвердилось, когда она, пройдя по изгибу тоннеля, оказалась на берегу. Наконец-то она увидела людей. На этот раз лакеи помогали гостям, одетым в сутаны, садиться в нарядные гондолы. На носу каждой игриво выгнутой лодки пылал факел, отражаясь в блестящей ониксовой поверхности подземной реки. Один из слуг жестом пригласил Элис сесть в лодку.

— Прошу вас, мадам, поторопитесь. Мы можем посадить вас вот сюда, — отрывисто сказал он.

Элис колебалась; сердце у нее бешено билось. Если она сядет в эту гондолу, у нее, конечно же, больше не будет никакой возможности повернуть обратно. Но тут люди в лодке стали звать ее так же громко и нетерпеливо, как делали это тогда, на дороге.

— Поторопитесь!

— Вы что, мадам, потеряли голову?

— Что вы там стоите? Мы и так уже опаздываем!

Элементарное упрямство не позволило ей обратиться в бегство. Не смея подумать о том, что сказал бы об этом ее дорогой брат, Элис бросилась вперед и, опершись о руку слуги, взошла на борт гондолы. Когда она уселась, лодочник оттолкнулся шестом и медленно повез пассажиров в глубину известняковых пещер. Элис подобрала под себя ножки в туфельках и скромно сложила руки на коленях.

— Теперь мы еще больше опоздаем, — сердито проговорил кто-то у нее за спиной.

Элис беспокойно оглянулась. Ее охватили страх и тревога, но теперь уже было поздно.

— Ну и ладно, — сказал, слитно выговаривая слова, дородный пьяница, сидевший рядом с ней. Низенький и лысеющий, он походил на брата Тука, монаха из сказаний о Робин Гуде; широкая бурая сутана плотно обтягивала его бочкообразный живот. — Мы, наверное, пропустили службу, но лично я пришел на вечеринку.

— Службу? — удивилась Элис, с трепетом глядя на него.

Он ей улыбнулся. Веки у него набрякли от усердных возлияний.

— А вы? — спросил он, вызывая девушку на разговор. — Вы любительница наслаждений или искренне верующая?

Элис настороженно посмотрела на него и молча отодвинулась подальше. Гондола изящно скользила по чернильно-черной воде. Элис не имела обыкновения разговаривать с людьми незнакомыми, в особенности с пьяными мужчинами, с вожделением смотрящими на нее. Кроме того, приходилось скрывать, что она понятия не имеет, о чем идет речь.

Он рассматривал ее, и в его маленьких глазках мелькнула проницательная искра.

— Можете звать меня Орфеем.

Он говорил, твердо произнося «р» и акцентируя гласные, как американец, что было странно, поскольку Англия и Америка находились в состоянии войны. Газеты сообщали, что британские суда все еще блокировали залив в Новом Орлеане, как это было начиная с 1812 года. В эту минуту ее внимание привлекли летучие мыши, пролетевшие над головой. Она быстро подняла голову и, скривившись, обхватила себя руками, но тут же поняла, что с Орфеем следует быть поосторожнее — он придвинулся к ней с легкой похотливой усмешкой.

— Вы ведь новенькая, не так ли? Робкая крошка. И молоденькая, — прошептал он, кладя руку ей на бедро.

Она с такой силой рванулась от него, что лодка накренилась на бок.

— Сэр!

Орфей убрал руку и засмеялся.

— Не бойся, крошка, я знаю правила. Сначала тебя попробует Дракон. — Он вытащил флягу из недр своего плаща и откупорил ее. — За Дракона, Аргуса, Просперо — Властелина Иллюзий и Господина Лжи, — сказал он цинично. — Не сомневаюсь, ты ему понравишься!

Элис потрясенно смотрела на этого человека.

— Кому? — вырвалось у нее.

— Как кому, дорогуша? Люциферу. Кому же еще?

Она судорожно втянула воздух. Сердце у нее билось тяжело и быстро. Лодочник остановил гондолу у слегка покатой площадки. Кажется, будет весьма неосторожным выйти из лодки; но спутники Элис весело сошли на площадку. Они выходили из гондолы и поднимались по неглубоким ступенькам, вырезанным в известняке и ведущим к низкой полукруглой дверце.

— Пошли, малышка, пошли. Не мешкай! — Орфей схватил ее за руку и потащил следом за остальными.

Элис зажмурилась от отвращения, увидев резьбу, украшающую полукруглую дверцу и изображающую веселого, похожего на гнома Приапа, древнегреческого бога мужской плодовитости, совершенно обнаженного, с широкой ухмылкой и забавно гипертрофированным фаллосом. Приап был изображен с пальцем, прижатым к губам, словно он призывал всех входящих в эту дверь хранить тайну.

— Он очень похож на меня, тебе не кажется? — спросил Орфей, фыркнув; тут человек, шедший впереди, открыл дверь.

Из подземной огромной пещеры, расположенной за дверью, донеслись музыка и громкие голоса. Музыка поразила Элис. Наполовину она состояла из монотонного пения, наполовину из барабанного боя под яркие удары цимбал и низкое жужжание экзотических турецких инструментов. Из сырой черноты за открытой дверью наплывал запах ладана.