Шарлотта произнесла эти слова, как смертный приговор, сопровождая их сдержанными рыданиями. Однако ожидаемого эффекта не последовало. Рэн лишь скривил губы и выгнул дугой левую бровь.

— И это все?

Шарлотта судорожно дернула головой.

— Ты хочешь сказать, это правда?! Да как ты смеешь стоять здесь, в комнате своей жены, и спокойно признаваться, что имеешь любовницу?

— Наверное, ты права, — сокрушенно вздохнул Рэн. — Это действительно цинично. Но, Лотта, видишь ли, есть кое-какие причины, которые…

— Причины? — воскликнула Шарлотта, голос которой уже срывался на истерический визг. Она подалась вперед всем телом, отчего ночная сорочка соскользнула с левого плеча, обнажая грудь. — И ты имеешь наглость говорить о каких-то причинах?! Может быть, еще будешь призывать меня к здравомыслию?!

Рэн вздрогнул. Он никогда не придавал большого значения истеричному тону жены, когда та приходила в ярость. Но сейчас чувствовал, как в нем с каждой секундой нарастает раздражение. С каждым днем для него становилось все более очевидным, что женитьба на Шарлотте привела к катастрофе.

Она была красива, стройна, с изумительным цветом лица, который заставлял головы встречных мужчин поворачиваться в ее сторону. Походка Шарлотты завораживала томной и чувственной грацией женщины, созданной для любви. Именно эта походка, равно как и жизнерадостное выражение лица пробудили в Рэне желание непременно обладать ею. Обо всем другом, включая дурные черты характера, он тогда не думал. А зря! Таковых у Шарлотты было более чем достаточно…

Познакомившись с родителями Шарлотты, лорд Лавлейс узнал, что Сэмуэлсоны в прошлом были простыми землевладельцами и лишь сравнительно недавно получили баронский титул, а потому уступали по знатности и богатству его семье. Политические единомышленники Рэна предостерегали его от союза с женщиной, семья которой занимала довольно незначительное положение в обществе и далеко не соответствовала рангу и титулу лорда Лавлейса. Друзья же выражали опасение, что девушка из провинции может оказаться недостаточно умной и образованной, чтобы поддерживать его реноме в лондонском свете. Кстати, последние оказались во многом правы…

Рэн понимал, что его политическая жизнь может показаться скучноватой молодой супруге, но все же надеялся, что Шарлотта станет добросовестно выполнять свои светские обязанности ради карьеры мужа. Когда же она после неудачной беременности отказалась сопровождать мужа в регулярных вечерних выездах в дома коллег, предпочитая проводить время в обществе, которое лорд Лавлейс отнюдь не считал достойным положения своей жены, он стал утешать себя надеждой, что у Шарлотты хватит благоразумия избегать щекотливых ситуаций, могущих неблагоприятно отразиться на ее репутации. Теперь же Рэн понял, что ошибался и в этом…

Но совсем обескуражили лорда участившиеся отказы жены от исполнения своего супружеского долга в постели. Сначала это его только удивляло, потом стало огорчать и, наконец, превратилось в постоянный источник раздражения. Женщина, в которой он хотел видеть любящую жену и будущую мать своих детей, стала совершенно равнодушной к его объятиям.

Все же даже в эту минуту, глядя на Шарлотту, на ее роскошные растрепавшиеся волосы, огромные светлые глаза, полные слез от жалости к себе, Рэн почувствовал, как его охватывает дикое желание броситься на эту женщину, опрокинуть на спину, сорвать одежду и, обняв роскошное обнаженное тело, заставить ее стонать от страсти. А потом, когда они будут лежать рядом, счастливые и удовлетворенные, сказать: «Ради Бога, Лотта! Давай прекратим это безумие, простим друг друга и дадим взаимное обещание впредь никогда не ссориться! «

Однако Рэн не сдвинулся с места…

Лотта смотрела в его прекрасное, мужественное лицо и понимала, что в душе мужа происходит какая-то борьба. Во взгляде Рэна было столько суровости, что Шарлотта почти не сомневалась: ее дикая выходка накануне навсегда убила остатки их взаимной любви.

Она запахнула полы пеньюара, туго затянула пояс и с сарказмом бросила:

— Если тебе больше нечего мне сказать, то это означает лишь одно: счета и служебные проблемы тебя интересуют куда больше, чем собственная жена!

— Лотта! Я… — Рэн замолчал и растерянно посмотрел на супругу. — Да, ты права! — продолжал он уже без прежней уверенности. — Мне надо было встретиться в гостинице «Линкольн инн филд» с виконтом Дарлингтоном.

— Джеком? — Лотта произнесла это имя с каким-то злобным блеском в глазах. — О, я не сомневаюсь, что его общество тебе куда более приятно, чем мое, — продолжала она. — Впрочем, я тоже предпочла бы встречаться с ним, а не с тобой!

Что-то в ее тоне насторожило Рэна. До него доходили слухи, будто Дарлингтон ухаживает за Шарлоттой, но он не относился к ним серьезно. Ибо где бы ни появлялся Дарлингтон, каждый его шаг обрастал сплетнями и слухами, будто ядовитыми грибами после дождя.

Нет! Или это правда? Тогда можно объяснить ее внезапную холодность к нему, к его объятиям, которые совсем недавно доставляли ей радость!

Неужели у Шарлотты есть любовник?! Дикая ярость охватила его.

— С этого дня ты будешь сидеть дома, взаперти! — загремел Лавлейс. — До тех пор, пока не образумишься! Ты будешь меня слушаться, Лотта! Или же…

— Или же что, Рэн?

Шарлотта гордо подняла голову. Но этот жест явно запоздал. Рэн повернулся, подошел к двери и захлопнул ее за собой с такой силой, что было слышно на первом этаже.

Лотта забилась в истерике, продолжавшейся добрых полчаса, после чего почувствовала себя значительно лучше. Даже нашла в себе силы подняться с постели и дернуть за сонетку, вызывая горничную. Когда та явилась, Шарлотта приказала приготовить все для дальнего путешествия, а затем принялась расхаживать по комнате.

Она больше ни дня не останется под одной крышей с этим бесчувственным и жестоким человеком! Она не позволит Рэну обращаться с ней как с младенцем или поминутно затыкать ей рот! Она не станет больше играть роль отвергнутой жены! Потому что слишком страстно любит его… Она просто убежит! Да, именно так она и поступит!

Чувствуя, что упаковка вещей идет слишком медленно, Шарлотта распахнула шкаф и принялась срывать одежду с вешалок, разбрасывая по комнате. Горничная с трудом успевала подбирать и укладывать в чемодан платья, юбки, нижнее белье и другие принадлежности женского туалета. Попутно Лотта продумывала план бегства.

— Вот мы и посмотрим, что для тебя самое важное в этой жизни! — сказала Лотта, бросив туфлей в дверь, за которой скрылся Рэн.

Обитатели «Линкольн инн филд» заполнили зрительный зал гостиницы от партера до самой галерки. Все горели желанием посмотреть пантомиму «Орфей в аду». О готовящейся премьере горячо говорили уже давно. Называлась даже сумма, которую директор театра мистер Рич затратил на постановку пантомимы, — более четырех тысяч фунтов стерлингов.

То, что столь большие расходы себя оправдали, стало ясно уже с первых минут, когда из-за кулис появился огромный змей и с шелестом прополз через всю сцену. Бутафорское чудовище, покрытое золотыми и изумрудными чешуйками с искусственными, но блестевшими, подобно настоящим, бриллиантами, сверкало огромными глазами, щелкало ослепительно белыми зубами и било по сцене длинным кожаным хвостом. Конечно, это не могло оставить публику равнодушной.