— И вы беретесь ухаживать за мной, Лили? — удивленно воскликнул д’Артаньян, садясь в нанятую баронессой карету, увозившую их к фламандцам.

— Что вы, граф?! Ухаживать будут старики да милосердные соседки. Сочувствие, перевязки… Я на это не способна, — честно призналась Лили. — Тем не менее всегда буду рядом.

— Вы не позволяете мне даже пофантазировать, Лили, — расстроился д'Артаньян.

— Зато начну навещать сразу же, как только вы окажетесь способны к фантазиям. — Лили и не думала кокетничать. Во всяком случае, баронессу трудно было заподозрить в этом. Что бы ни происходило, как бы ни вела себя эта девушка, она по-прежнему оставалась той «истинной саксонкой», каковую только он, гасконец, может представить себе.

Королева стояла перед иконой Мадонны с младенцем. Икона была огромной, ветхозаветно старой.

Мария Гонзага не молилась, а всего лишь стояла перед ликом Мадонны, замерев, затаив дыхание, словно паломница — в ожидании обещанного чуда. Но это не помешало ей уловить почти неслышные шаги фаворитки.

— Что позволило вам войти сюда, графиня д'Оранж? — сухо спросила королева, даже не оглянувшись, будто увидела отражение вошедшей в потускневшем полотне иконы.

— Только что прибыл гонец.

— Значит, пророчица вот-вот осчастливит нас своим появлением? — упавшим голосом проговорила Мария Гонзага. Сейчас она ждала приезда Ольгицы с таким же мистическим страхом, с каким боялась ее пророчеств.

— Это гонец с вестью из Каменца. Что же касается Ольгицы, то ее все еще нет.

— Вы сочли необходимым немедленно сообщить мне об этом гонце и считаете, что поступили верно?

— Вы несколько раз интересовались, добралась ли графиня де Ляфер до Каменца и как она чувствует себя в «изгнании».

— Вести гонца связаны с ней? — спросила королева.

— И с гибелью господина де Рошаля.

— Майор де Рошаль? Что-то припоминаю. Какая жалость, — даже не попыталась она вдохнуть в свои слова хотя бы некое подобие сочувствия. — От простуды, конечно?

— От укуса змеи.

Только теперь королева повернулась всем туловищем и с нескрываемым любопытством воззрилась на фаворитку.

— Вы не ослышались, ваше величество, — загадочно улыбнулась д'Оранж, и грубоватое, но довольно холеное лицо ее приобрело выражение, очень смахивающее на оскал гюрзы. — Он погиб от укуса змеи.

— И ради этого нужно было бежать вначале из Парижа, потом из Марселя и, наконец, из Варшавы, — задумчиво покачивала головой королева.

— Зато какая изысканная гибель. Хотя этот презренный трус заслуживал обычной петли или банальной секиры палача.

— Мне показалось, что вы в восторге, графиня.

— Только от того, что в Варшаве нам очень может пригодиться все, к чему с такой решительностью способна прибегать лучшая из воспитанниц маркизы Дельпомас. Как видите, ваше величество, я признаю это безо всякого восторга, повинуясь исключительно справедливости.

— Если мы внимательнее присмотримся к ней здесь, в Кракове, то, возможно, решим, что ее вообще не стоит подпускать к Варшаве, даже к ее предместьям. Дабы уж до конца следовать канонам вашей высокопреосвященной справедливости, Клавдия д’Оранж, достойнейшая из пансионесс «Марии Магдалины».

— Всего лишь от укуса какой-то гнусной змеи. Кто бы мог предположить такое! — притворно вздохнула графиня, стоически не расслышав напоминание королевы о том, кто она, д'Оранж, есть на самом деле. — Хотя стоит ли удивляться? Что может быть страшнее дворцовой змеи?

Услышав впереди шум реки, кучер покорно свернул с дороги в сосновую рощу, под защиту могучих старых крон. Воины отвели подальше лошадей, приготовили ружья и пистолеты и, подойдя к мосту, тоже спрятались за стволами деревьев.

Кара-Батыр вновь проверил оба пистолета графини и приготовил запасные заряды, напомнив, как с ними следует обращаться. Диана полагалась теперь только на него. Взяв лук, она притаилась вместе с татарином слева от дороги, на изгибе реки, с которого мост можно было простреливать на всю его длину. Страха она не ощущала. Позади — стена леса, и Диана почему-то была уверена, что в случае крайней опасности сумеет в нем укрыться.

Ольгицы все эти приготовления, казалось, совершенно не касались. Выйдя из кареты, она приблизилась к мосту и остановилась в нескольких шагах от него, на едва освещаемом луной холме, под ветвями огромной ели.

Шли минуты. Ольгица по-прежнему неподвижно стояла над рекой, словно к чему-то прислушивалась — то ли к приглушенному рокоту водопада, то ли к голосам леса, то ли к собственной молитве.

В трех шагах от нее, обхватив руками ствол молодой сосны, замерла Власта. Когда возник выбор: куда деваться, у кого искать защиты она не пошла ни с воинственно настроенной графиней с ее опытным телохранителем Кара-Батыром, ни с поручиком. Единственной надеждой оставалась Ольгица. Власта решила быть с ней до конца, что бы ни случилось.

— Впереди всадники! — вдруг послышался голос Кара-Батыра, единственного, кто все еще продолжал оставаться в седле. Графиня уже знала, что без коня он чувствовал себя просто беспомощным.

— Где они? — не столько с тревогой, сколько с интересом спросила Диана.

— Сейчас будут здесь. Смотрите на мост, графиня.

Всадники еще не появились, не было слышно ни голосов, ни топота копыт, но каким-то своим, особым чутьем татарин улавливал: они уже близко.

— Стрелять, только когда они въедут на мост, — негромко скомандовал поручик. — Ждать моего выстрела.

Всадники приближались медленно, как бы подкрадываясь, и первый из них осторожно въехал на настил. Мост был довольно длинным. Застучали копыта. Настороженно зафыркали лошади.

— Они уже должны были подъехать к мосту, — произнес кто-то из тех, что ехали первыми. — Не могли же они остановиться на ночлег в ночном лесу.

— Здесь, у моста, мы их и встретим. Пусть даже утром.

— Ольгица, — не выдержала Власта, — убегаем. Они схватят нас.

— Схватить нас им будет еще сложнее, чем нам — убежать. Однако твое личное спасение — в молчании.

Уже почти все всадники — на мосту. Передний вот-вот съедет с него по эту сторону. Но, прежде чем прозвучал выстрел поручика, все кони пришельцев — причем как-то все сразу — захрипели и встали на дыбы.

— Ольгица! — восторженно вскрикнула Власта. — Это твоя власть, Ольгица!

Ржание лошадей слилось с криками людей, которые не могли понять, что происходит. Один конь рванулся и, не сумев перескочить через перила, перевалился через них, упав в воду вместе со всадником. Кто-то кричал, уже лежа на настиле, буквально под копытами.

Воспользовавшись этой странной заминкой, польские гусары дружно ударили по ним из ружей. Графиня тоже разрядила свои пистолеты и взялась за лук. Даже кучер, и тот выстрелил из ружья, стоя чуть позади остальных, прямо посреди дороги.