– Когда ты меняла постельное белье, милая? – неодобрительно воскликнула Астор, крутанувшись на каблуках в залитой солнцем комнате, обозревая и, конечно же, замечая все несовершенства в виде невытертой пыли, покосившегося плафона прикроватной тумбочки и отнюдь не сияющего чистотой настенного зеркала. Увидев выражение лица дочери, она осеклась и поспешила сменить тему: – Киллиан еще спит?

– Думаю, да. – Сьюзан откинула покрывало, понимая, что валяться дальше уже не получится.

– Как его успехи в школе?

– Неплохо. Но с ним никогда нельзя знать наверняка.

– Ты должна потерпеть, дорогая. У этого мальчика тяжелый путь, и он все еще не преодолел его. – Астор принялась поднимать с пола разбросанную одежду, аккуратно складывая ее так, как умела только она.

– Я стараюсь как могу, – чуть более резко, чем намеревалась, ответила Сьюзан, вылезая из постели.

– Я знаю, что ты не любишь говорить об этом, словно ты сделала какую-то ошибку, приютив его, но поверь, ты поступила правильно. А то, что он такой колючий, так ведь все дети такие, просто кому-то хватает воспитания это скрывать.

– Я никогда не думала, что это ошибка, с чего ты взяла?

– Дети дичают, если не любить их насильно.

– Любить насильно? Звучит очень странно, ма… Ладно, давай обойдемся без споров с утра. Я не думаю, что ты приехала прочитать мне лекцию о воспитании приемных детей.

– Ну разумеется нет. Пойдем вниз, мне очень хочется выпить с тобой кофе. Ни в одной кофейне Слайго не готовят его так вкусно, как в твоем доме.

– Ну хоть что-то я умею делать хорошо, – беззлобно хмыкнула Сьюзан, подтягивая пижамные штаны. – Так что ты принесла?

Через несколько минут, когда они спустились по лестнице и мать развернула пакеты, Сьюзан увидела четыре мотка белой пряжи для вязания крючком.

– Что это? – ошарашенно спросила Сьюзан.

– Не узнаешь? – воскликнула Астор. – Ты же хотела снова начать вязать, вот я и подумала, что пора наконец-то взять в руки крючок и вспомнить былые навыки, ведь ты была настоящая мастерица! Ты могла бы примкнуть к одному из этих вязальных клубов – кажется, в Слайго есть парочка. Они ездят по окрестностям в поиске вдохновения. Почти как художники. В детстве ты очень это любила!

– Детство давно прошло… Но откуда эти мотки, ма?

– Разбирала чулан под лестницей и нашла. Ума не приложу, как они сохранились спустя столько лет. Ты перестала вязать лет в пятнадцать?

– Да, примерно тогда. Я не понимаю, с чего ты взяла, что мне это теперь интересно. Я не смогу вспомнить ни одного узора.

– Это только так кажется, дорогая. Ведь эти пальцы творили такую красоту… – она нежно взяла дочь за руку. – Уверена, что ты легко вспомнишь забытое.

– А ты не теряешь надежды сделать из меня домоседку, – буркнула Сьюзан. – Нашла там что-нибудь еще? В чулане.

– Хочешь знать, было ли там что-то из вещей отца? – осторожно спросила Астор. – Нашла альбом с его старыми фотографиями. Там он еще с волосами и худой как щепка. Не знаю, видела ли ты их, при переезде с вещами творилась настоящая неразбериха.

– Принеси их в следующий раз, хорошо? Хочу еще раз увидеть, каким он был в то время.

– Почти таким же, как и всегда. Только моложе, – она погладила Сьюзан по плечу. – Ты уж прости, что я без звонка вот так заявилась. Могла бы прийти позже, но в одиннадцать у меня ланч с Клубом любителей фотографии, и я хотела все успеть.

– Клуб любителей фотографии, – задумчиво произнесла Сьюзан. – Как тебе это удается?

– Удается любить жизнь несмотря ни на что? Это совсем не сложно. Каждый это умеет. Ты тоже.

– Идешь с Дугласом?

– Да, а что, ты против?

– Ну что ты, просто никак не возьму в толк, почему ты вообще общаешься с ним. Он же насквозь фальшивый, одни его крашеные волосы чего стоят!

– А с кем мне ходить, по-твоему? Он мой компаньон – если вдруг тебе неприятно думать о нем как о моем спутнике. Не так-то легко найти себе пару в моем возрасте, не забывай и об этом, пожалуйста. Ты ведь всегда занята, да и не очень-то любишь общаться. Хотя у тебя есть фотоаппарат, могла бы все же к нам присоединиться.

– Ну уж нет, фотограф из меня никудышный.

– Может, тогда хочешь посмотреть, что я сняла на днях?

– Да, конечно, но давай для начала приготовлю кофе.

– Только не очень крепкий.

Когда напиток был готов, Сьюзан достала печенье и разлила кофе по чашкам. Бодрящий аромат наполнил кухню, и, присев за стол, Астор достала камеру Nikon из специальной сумочки. Внутри блеснула пара сменных объективов для различных типов съемки. Кажется, ее мать всерьез взялась за новое хобби: из новичка-любителя она того и гляди превратится в профессионала, подмечающего мельчайшие детали, умело подбирающего ракурс и композицию кадра.

Щелчок – и перед Сьюзан возникла вереница чарующих пейзажей Слайго и его окрестностей, снятых, как ей показалось, уже опытным фотографом.

– У тебя хорошо получается! – искренне восхитилась Сьюзан. – Вот этот кадр особенно хорош, где это?

– Недалеко от Россес-Пойнт. Я ездила туда на днях.

– Когда ты там была? – встрепенулась Сьюзан.

– Кажется, двенадцатого, а что?

Вместо ответа Сьюзан схватила фотокамеру матери и принялась лихорадочно листать снимки. Первыми шли те, что были сделаны по дороге в Россес-Пойнт. Дорога, серое драповое полотно, бегущее вдоль побережья, океанский горизонт, снятый со смотровой площадки, пара играющих собак на заправке, овцы, пасущиеся на выгоне за деревянным ограждением, с любопытством глядевшие прямо в объектив.

Наконец пошли кадры из самой деревушки. Улица для променадов с яркими фасадами домов, рыбаки, разматывающие удочки, улыбчивая женщина, выгуливающая трех хаундов на одном поводке. Ничего особенного, хоть и снято с большим старанием и любовью. Сьюзан искала нечто другое.

Пошли вечерние кадры. Мать, позирующая на фоне маяка с ярко раскрашенным человечком из металла, убегающая вниз по склону дорога, окруженная фонарными столбами, и наконец то, чего так ждала Сьюзан. Пляж Россес-Пойнт: десятки снимков, словно мать пыталась уловить заходящее солнце и запечатлеть все оттенки, которыми оно одаривало благодарную публику на пляже.

– Что ты хочешь найти, дочка?

– В тот день было так людно?

– О да, не протолкнуться, сама удивилась. Все лавочки были заняты, пришлось сесть прямо на песок, чтобы поснимать закат…

– Вот он! – выкрикнула Сьюзан и почувствовала, как задрожали ее руки.

– Кто? – в недоумении посмотрела на нее мать.

– Вот же он идет, Питер Бергманн, здесь он еще живой, бродит по побережью, и никто на него даже не смотрит. Эта одежда, та же самая, не могу поверить!