Чертовски досадно.

Я мог бы воспользоваться помощью, но родители мне этого не давали. Мама верила в то дерьмо, которое ей извергал Каин, а папа? Ну, он не был так увлечен болтовней моего близнеца, но был занятым человеком. Одним из тех, кто, как я думал, трахает свою секретаршу.

Естественно, киска его секретарши была куда интереснее, чем невзгоды старшего сына, так что сострадания ко мне с его стороны не было.

До меня донесся еще один взрыв смеха. Только на этот раз он отличался тем, что был неловким. Сдержанным.

Каин мог очаровать кого угодно… Я никогда не слышал такого фальшивого смеха от девушки, на которую он нацелился. Девушки, которую я осмелился найти привлекательной.

Не думаю, что Каин знал, что такое влечение. Конечно, если бы он это знал, то, скорее всего, искал бы собственную киску для своего стояка, а не беспокоился о той, что заставила дергаться мой член. Но ведь психопатов не привлекают те же вещи, что и нормальных людей, не так ли? А Каин, без тени сомнения, был ненормальным.

Никто, кроме меня, не видел этого, но я это знал.

Стремясь понять, что изменило смех Теодозии, я направился к девушке, чьи красота и мастерство в воде привлекли мое внимание. Сейчас? Она была бы в десять раз привлекательнее для меня, если бы поняла, что мой брат осёл.

Подойдя к ним, я встал за Каином, ожидая, пока ее взгляд переместится на меня, нарушителя их разговора. Я ждал обычного приступа хихиканья и банальности: «Боже мой, вас двое!», но этого не произошло.

Когда она посмотрела на меня?

Земля перестала вращаться. Это было похоже на столкновение атомов, на чудо, совершившееся в одно биение сердца…

Я не ожидал такого. Не мог ожидать, потому что, боже мой, как мог кто-то это ожидать, если никогда не чувствовал такого?

Это выходило за пределы притяжения. Превратилось в некую связь, которая была глубже поверхностных отношений и пронизывала до костей.

Я чувствовал себя так, словно меня пнули в живот.

Ощущение такое, будто… Блядь. Возможно, как будто меня ударили коленом по яйцам. Только не было боли. Честно говоря, не было и радости. В основном смятение и жар. Не как жар от возбуждения.

Больше похоже на то, что энергетическая связь между нами создала свой собственный побочный результат — как лампочка, которая обжигает пальцы, когда ты к ней прикасаешься…

Каин, конечно же, разрушил момент. Обернувшись, сердито посмотрел на меня и зарычал:

— Так пялиться — грубо.

Моя челюсть сжалась от его попытки выставить меня дураком — даже если он был полностью прав, не было необходимости указывать на это человеку, на которого я, черт возьми, смотрел!

Но мне не нужно было беспокоиться о том, что меня унизили. Теодозия, воспользовавшись тем, что Каин отвлекся, нырнула под воду и, оттолкнувшись от стенки, поплыла на другую сторону бассейна.

Увидев это, Каин нахмурился и проворчал:

— Фригидная сучка.

Мои губы скривились, и только прикусив изнутри кожу зубами, я удержался от улыбки. Если я это сделаю, Теодозии придет пиздец. В буквальном смысле.

Поэтому я просто моргнул, а когда промолчал, брат фыркнул, посмотрел на другой конец бассейна и вытащил ноги из воды. Натянув шлепанцы, он смылся, что лишь подтвердило очевидное — Теодозия не попалась на крючок его «обаяния».

Господи, она нравилась мне все больше и больше.

Занять его место на бортике бассейна было осознанным риском. Если Каин думал, что я ею заинтересован, то он, без сомнения, разыграл Теодозию, но если она не заинтересована, он не мог ее заставить, не так ли?

Моя губа ныла там, где я ее прикусил. Каин был больным… но даже он не зашел бы так далеко. Верно?

Взволнованный, я уже собирался уйти и вернуться к своим родителям. Никто не заслуживает того, чтобы оказаться под прицелом Каина, если только этот человек не был таким же извращенным, как он.

Обеспокоенный, я быстро огляделся вокруг, пытаясь увидеть, где спрятался Каин. Сегодняшнее чертовски скучное мероприятие по сбору средств было одним из любимых маминых проектов, который всегда объединял нас как семью и напоминал о том, какими несчастными мы были, будучи единым целым. Но прежде, чем я сделал следующее движение, появилась Теодозия, рассекая воду как русалка, и схватилась руками за край бассейна в нескольких сантиметрах от моего бедра.

Между нами снова возник жар, и я был не в силах уйти от нее, как не мог заставить свое сердце перестать биться. От ее присутствия мой внутренний холод, мучивший меня из-за Каина, немного уменьшиться. У нас с ним должна была быть уникальная связь, но где-то по дороге она превратилась во что-то чудовищное.

Что-то злое и жестокое.

Когда мысли об уходе пропали, подозревая о том, что Каин сделал плохие вещи притворившись мной, я пробормотал:

— Меня зовут Адам.

Ее брови приподнялись.

— Он сказал, что Адам — это он. — На лице Теодозии, мокром от воды, не было замешательства. Казалось, она увидела то, чего не замечал я. — Он мне не понравился.

У меня перехватило горло от ее замечания, сказанного тоном, напомнившем мне ребенка, заявившего о том, что он не любит брокколи. Когда эти слова проникли внутрь, меня наполнило странное облегчение. Каин нравился всем. Большинство людей предпочли бы его мне, что, хотя и было иронично, я понимал. Чтобы защитить себя от него, я надел маску. Редко впускал людей внутрь, никогда не позволял им увидеть настоящего меня, потому что знал, — он украдет их у меня.

За наши шестнадцать лет никто никогда не говорил мне, что Каин им не нравится. Никто никогда, столкнувшись с его обаянием, не мог избежать его чар.

Знаю, что это кажется невозможным.

Ты не можешь нравиться всем. Всегда есть кто-то, кому ты не симпатичен, верно?

Только не с Каином.

С ним это не срабатывало. А если кто-то не был его фанатом, он работал над ним и, как и наша мама, вел кампанию, пока они не становились его друзьями. Я видел, как это происходило. Подарки, деньги, кофе, долгие разговоры по телефону. Если бы он так старательно учился в школе, его единственный шанс поступить в хороший колледж не зависел бы от стипендии по плаванию.

Но Теодозия?

Он отступил.

Почему? Что она ему сказала?

— Его зовут Каин, — сказал я ей деревянным голосом. Это был не первый раз, когда он выдавал себя за меня. И очень сомневался, что последний. У моего брата не было стыда. Вовсе нет.

— Я знала, что он лжет.

Такой ответ заставил меня склонить к ней голову.

— Как?

Она скорчила рожицу.

— Это мистика!

Это было долбаное чудо — вот что это было.