– О Боже, простите! Я не заметила!

– Ага, а я заметил, – проворчал он. – Придется соскребать это ножом! – Он вытащил нож из сапога и со страдальческим выражением начал скрести гренку.

Это был единственный кусочек, и не так уж сильно он подгорел, Фейт так и хотела сказать, но Стивенс опередил ее:

– Не волнуйтесь, мисс. Мак у нас – мастер по соскабливанию горелой корки с тостов. Он частенько забывает вовремя убрать хлеб с огня. – Стивенс подмигнул Фейт, и она почувствовала себя лучше.

– Boт ваш завтрак. Ешьте, пока горячий.

Это был настоящий пир: золотистая яичница, толстые куски бекона и гренки, аккуратно поскобленные и щедро намазанные жирным местным маслом.

– Теперь, мисс Меррит, я думаю, пора вам рассказать свою историю, – сказал Ник, когда они закончили завтракать.

– Мою историю? – повторила она с не слишком убедительным невинным удивлением.

– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду! – прорычат он. – Историю о том, как юная благовоспитанная английская леди оказалась одна во французских дюнах. – Его резкая прямота была намеренной. Сейчас не время для ложной гордости. Так дальше продолжаться не может. Последствия прошедшей ночи – не сумей он вовремя предотвратить их – были бы просто ужасны.

Она опустила глаза и пробормотала:

– Полагаю, через несколько недель об этой истории все равно будет судачить весь Лондон... – Она обняла колени и чуть-чуть пододвинула голые ступни к огню. Тонкие, изящные ножки были сплошь в волдырях.

Она надолго замолчала, и он не выдержал:

– Ну же, давайте рассказывайте! Как вы вляпались во все это?

Она подняла голову и окинула его холодным взглядом. Он попытался смягчить тон, сделать разговор меньше похожим на допрос:

– Я хотел спросить, кто виноват в вашем нынешнем затруднительном положении.

Она пожала плечами:

– Мне некого винить, кроме себя самой.

Ник сдвинул брови. По своему опыту он знал, что в большинстве людских проблем виноват кто-то другой.

– Как это?

Она заколебалась, затем сказала:

– Я влюбилась. – Она замолчала. Ник открыл рот, чтобы спросить, что же дальше, но она продолжила: – Я влюбилась в Англии, но он был... то есть я думала, что он венгерский скрипач. Он попросил меня выйти за него замуж, убежать с ним! И... и я... сделала это.

– Понятно. – Ох уж эти дурацкие романтические бредни!

Стивенс чертыхнулся себе под нос.

– И вы даже не подумали о позоре, мисс?

Она печально взглянула на него.

– Это никогда не приходило мне в голову, Стивенс.

– Но почему, мисс? Наверняка вы знали, что скажут люди!

– Нет, – просто ответила она. – Дело в том, что побег с возлюбленным – нечто вроде традиции в нашей семье. Мои мама с папой убежали в Италию, чтобы пожениться. – Она крепче обняла колени, и ее голос стал тоскливым. – Всю жизнь я слышала об этом. Они очень сильно любили друг друга до самой смерти...

Огонь потрескивал, и вдалеке были слышны крики чаек, дерущихся за какой-то съедобный кусочек.

– Вы думали, что он венгерский скрипач, – напомнил Ник. – А это оказалось не так?

– Нет! То есть да, он скрипач, и крайне талантливый, но никакой не венгр. Он болгарин!

Ник нахмурился.

– А это важно – что он болгарин?

– Нет, конечно же. Важно то, что у него пятеро детей! Пятеро!

– Пятеро детей? – Он кивнул. – Многовато, я согласен. А вы, полагаю, не любите детей?

– Разумеется, я люблю детей. Я очень люблю детей! Дело не в детях!

– А в чем же? – Ник был озадачен.

– Он женат. У него есть жена и дети, которые живут в Болгарии. Он обманул меня.

– Значит, когда он отказался жениться на вас...

– О, он женился на мне. Я бы никогда не стала жить с ним вне брака. Я не настолько безразлична к приличиям, чтобы...

Ник наклонился вперед.

– Но вы только что сказали...

– Дело в том, что я... – Ее голос был смесью безысходного отчаяния и гнева. – Он подделал бракосочетание.

– Как, черт побери, этот ублю... – Ник осекся и попробовал еще раз: – Э, как можно подделать бракосочетание?

– Он подкупил священника, чтобы тот предоставил церковь, а один его приятель переоделся попом и провел обряд.

Ник осторожно разжал кулаки. Ему хотелось придушить ублюдка.

– Как вы обнаружили обман?

Она вздохнула.

– Прошел ровно месяц со дня нашей свадьбы, и мне захотелось как-то это отпраздновать. Феликс был занят, поэтому я решила пойти в церковь и отнести туда цветы. Я взяла бутылку вина для священника. Но когда я спросила его... то... ну, в общем, все открылось. Он сказал, что понятия не имел, для чего Феликсу понадобилась церковь... – Она покачала головой.

Ник сжимал и разжимал кулаки. Теперь ему хотелось придушить двоих: болгарского мошенника и бесчестного попа.

– И что вы тогда сделали?

– Я пошла домой и напрямик спросила об этом Феликса. Я... я думала, что все это окажется каким-то недоразумением, но... он ничего не отрицал. – Она наклонилась, чтобы он не видел ее лица. Просеивая песок сквозь пальцы, тихо сказала: – Я обнаружила, что он никогда не любил меня, я никогда по-настоящему не была ему нужна.

Ник ждал, когда она объяснит.

– Видите ли, это было пари.

– Пари?

– Да. Он поспорил с одним из своих приятелей, что сможет убежать со мной. – Она добавила натянуто: – В сущности, подошла бы любая девушка благородного происхождения. Но я оказалась самой глупой девушкой в Лондоне. Я подумала, что нашла свою настоящую любовь, как мама.

Последовало долгое неловкое молчание. Погубить такую милую девушку ради пари!

Наивное, застенчивое создание, воспитанное на глупых романтических сказках. Где уж ей было тягаться с хитрым и ловким льстецом. Ее должны были оградить от подобного негодяя.

– А что, ваши родители не видели, не пытались остановить вас?

– Мои родители умерли, когда мне было семь лет.

Ник пробормотал короткую сочувственную фразу, но не собирался отвлекаться.

– И никто не попытался остановить этого самозванца, сделавшего вас своей жертвой?

Она покачала головой:

– Дело в том, что Феликс присвоил себе имя реально существующей венгерской семьи. Семья Римавски хорошо известна, очень богата и аристократична, поэтому он считался хорошей партией. Дядя Ос...

Она осеклась, не закончив предложения, но Ник мог сложить два и два. Нестрогий опекун – ее дядя, к тому же наверняка престарелый. Только очень защищенную девушку, воспитанную пожилым человеком, можно было так легко обвести вокруг пальца.