Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тай? — Она снова окликнула его, теребя за руку. — Зебра должна идти по воде.
Он очнулся и сел прямо. Жанна с тревогой посмотрела, как он снова впадает в забытье. Совершенно очевидно, что он не в состоянии направлять мустанга. Сама девушка никогда не надевала на Зебру недоуздка, поэтому тоже не смогла бы вести ее — кобыла просто не поняла бы, чего от нее хотят.
— Надеюсь, ты не возражаешь против второго наездника, — сказала она кобыле. — Стой спокойно, девочка. Тебе будет тяжело, знаю, но это единственный способ скрыть наши следы.
Левой рукой Жанна взялась за длинную гриву лошади и попыталась взобраться ей на спину, но сделать это было непросто из-за Тайрелла. Он спас положение, обхватив девушку одной рукой и усадив ее впереди себя. Стон, вырвавшийся у него при этом, красноречивее слов свидетельствовал о состоянии его ребер.
Зебра шарахнулась в сторону, чуть не сбросив обоих наездников. Жанна принялась успокаивать ее, и лошадь замерла, привыкая к тяжести у себя на спине. Когда она освоилась, девушка легонько ударила ее в бока пятками. Некоторое время Зебра передвигалась неуклюже, затем вошла в свой привычный ритм. Тай в очередной раз задремал, не свалившись только благодаря инстинктам и опыту.
— Держись, Тай, мы почти на месте, — соврала Жанна. Это была ложь во спасение. Ему вовсе не обязательно было знать, что до расселины еще долгие мили пути и нет никакой уверенности, что она не окажется затопленной водой.
Тай проснулся оттого, что солнце светило ему прямо в лицо и поблизости раздавался привычный звук пощипывания травы лошадью. Он ожидал увидеть Буревестника, но в памяти воскресли события последних дней: гибель его коня и пленение его самого Каскабелем, прогон сквозь строй и бесконечный бег в неизвестность, сероглазый беспризорный ребенок, лечивший его раны. Смутно Тай припоминал, как садился на буланую кобылу и ехал на ней до тех пор, пока не уверовал, что умер и попал прямиком в ад.
Но то место, где он сейчас находился, не было похоже на преисподнюю. Конечно, неглубокая пещера, в которой он лежал, была раскаленным красным камнем, но спиной он ощущал мягкую траву, свидетельствующую о близости воды. Точно, не пламя ада. Принимая во внимание тепло солнечных лучей и ленивое жужжание насекомых, перемежаемое птичьими трелями, можно было подумать, что он оказался в раю.
Тай сел, чтобы лучше оглядеться. Слабость и головокружение давали о себе знать, приковывая его к месту. Он снова прикрыл глаза и оперся на локти, пытаясь мысленно сформировать окончательное мнение о том, где же он все-таки находился — в раю или в аду. Наконец он решил, что долина, может, и райское место, но его тело определенно испытывает муки ада.
— Тай, лежи и не двигайся, а то тебе может снова стать плохо.
Он открыл глаза и поймал на себе внимательный взгляд серых глаз, взирающих на него с беспокойством. Полубессознательно он дотронулся до щеки, которая находилась так близко от него — стоило лишь протянуть руку. Кожа на ощупь была мягкой и нежной, как крыло ангела.
— Все в порядке, — с трудом выговорил он. — Мне уже лучше.
— Приляг, — сказала Жанна, надавливая на его обнаженные плечи.
Тайрелл не повиновался, продолжая сидеть, опираясь на локти.
— Тай, приляг, ну пожалуйста, — упрашивала его Жанна срывающимся от волнения голосом. — Жар спал, и тебе, несомненно, лучше, но требуется отдых.
— Пить хочу! — пробормотал он.
Жанна тут же схватила флягу и, налив в жестяную кружку янтарного цвета травяной чай, поднесла ее к его губам. Вкус жидкости воскресил другие воспоминания: он много раз пил из этой кружки, поддерживаемый тонкими руками, которые потом гладили его, пока он снова не погружался в лихорадочное забытье.
Глубоко вздохнув, Тай позволил Жанне снова уложить его.
— Как долго? — спросил он.
— Как долго ты здесь находишься?
Он чуть заметно кивнул.
— Четыре дня.
Он широко распахнул глаза и недоверчиво воззрился на девушку.
— Ты был болен, — принялась объяснять Жанна. — Ты промок под дождем и подхватил лихорадку. И не стоит забывать о твоих ранах, — добавила она срывающимся голосом, машинально подаваясь вперед и убирая со лба Тая прядь черных волос.
Он вздрогнул от этого прикосновения и изучающе уставился на Жанну сузившимися зелеными глазами.
— Ты сам выглядишь не лучшим образом, костлявее, чем прежде. Если не научишься заботиться о себе, никогда не вырастешь и не возмужаешь.
— Не все мужчины похожи на огромный кусок говядины, — оскорбленно возразила Жанна, задетая тем, что он отверг ее прикосновения. Она открыла свой мешочек с травами, вытащила маленький бумажный пакетик и высыпала его содержимое — белый порошок — в другую чашку травяного чая. — Вот, выпей это.
— Что это?
— Яд.
— Врешь и не краснеешь, а, парень?
— Ты наполовину прав, — чуть слышно, чтобы Тай не услышал, пробормотала Жанна. Про себя она поклялась, что заставит его сходить с ума от любопытства, прежде чем откроет ему свой секрет.
Тайрелл выпил содержимое кружки, и на лице его появилась гримаса отвращения. Он воззрился на девушку своими зелеными глазами.
— Что это такое? По вкусу похоже на лошадиную мочу.
— Поверю тебе на слово, так как сам никогда не пробовал эту жидкость.
Тай засмеялся было, но его смех тут же сменился стоном, и он схватился за левый бок:
— Меня словно осел лягнул.
— Через несколько минут полегчает, — ответила она, поднимаясь с земли. — Тогда я сниму повязки и осмотрю твои раны.
— Куда ты идешь?
— Суп проверить.
При мысли о еде рот Тая заполнился слюной.
— Голоден? — криво усмехнулась Жанна, безошибочно распознав этот взгляд.
— Лошадь могу съесть.
— Тогда мне лучше предупредить Зебру, чтобы держалась от тебя подальше.
— Эта старая кляча наверняка слишком жесткая, — подчеркнуто медленно произнес Тайрелл, откидываясь на одеяле.
Издалека Жанна наблюдала, как его веки отяжелели и закрылись, напряженное выражение исчезло с лица и он погрузился в сон. Только тогда она снова подошла к нему и, опустившись на колени, подтянула одеяло, укрывая его до подбородка. Девушка опасалась, что он может снова простудиться, даже невзирая на солнечные лучи, падающие прямо на каменистый козырек у него над головой. Она не знала, что ей делать, если Тай снова заболеет. Она вымоталась и очень хотела спать, но постоянно переживала, что помогла ему убежать от мятежников только для того, чтобы он умер от лихорадки, попав под холодный дождь по дороге в ее тайную долину.
Эти дни были самыми тяжелыми в жизни Жанны с тех пор, как пять лет назад скончался ее отец, оставив четырнадцатилетнюю девочку сиротой в грязной дыре в Южной Аризоне. Наблюдая, как тело Тайрелла борется с лихорадкой и ранами, Жанна сама глубоко переживала. Сначала он горел огнем, затем его бросало в холодный пот, потом он снова принимался метаться, в бреду произнося имена людей, которых она не знала, и участвуя в сражениях, о которых она даже не слышала, звал погибших товарищей. Девушка делала все от нее зависящее, согревая его теплом своего тела в холодные предрассветные часы или обтирая холодной водой, когда снова подступал жар.