Олли, добрая душа, был ласков с Хэтти, когда ее впервые принесли домой, и Тэсс сходила с ума от страха, что с девочкой что-то не так. Как же это может быть, ведь малышка выглядит абсолютно здоровой? Она верила, что Бог охраняет ее семью, но все изменилось, и с рождением Хэтти ей выпала странная доля. Марк, у которого в жизни было куда больше страхов и неуверенности, принял сообщение о пороке сердца у Хэтти со спокойной решимостью. А вот Джейк повел себя так, будто они принесли домой неразорвавшуюся бомбу.

— Это еще зачем? — спросил он, заглядывая в корзинку, из которой на него смотрело личико Хэтти, все еще сморщенное после рождения и недостаточно розовое, со следами желтушки и с легкой голубой линией вокруг рта. Домой ее разрешили взять ненадолго, и через два дня надо было обратно привезти малышку в больницу.

— Нам обязательно ее оставлять?

— Не говори глупостей. Это твоя новая сестричка.

— Мне бы лучше велосипед.

Семилетний Джейк еще раз разочарованно взглянул в колыбельку — девчонка, да еще и больная, — взял скейтборд и вышел из дома, громко хлопнув за собой дверью. Марк сказал Тэсс, что мальчик успокоится, но она не была в этом так уверена. Ей всегда казалось, что их отношения с Джейком будто балансируют на лезвии бритвы, и боялась, что рождение Хэтти окончательно его от них оттолкнет. Как и Марк, он всегда хотел быть в центре внимания, а когда его не замечали, он делал что-нибудь настолько ужасное, что всем невольно приходилось переключаться на него. Малыш Олли ладил с братом, обычно уступая ему, и всегда старался предотвратить дурное настроение Джейка.

Тэсс купила им новые книги и альбомы в поездку к дедушке с бабушкой, пока Хэтти была в больнице. Джейк потерял свой альбом, и как только они выехали из города, схватил альбом Олли.

— Пожалуйста, верни мне альбом, — негромко попросил Олли.

— Да ладно, дай мне порисовать.

— Нет, — сказал Олли. — Это новый альбом от мамы. Она тебе такой тоже купила.

— Мне его не найти, а я хочу порисовать.

— Нет. Пап, Джейк меня щиплет, и очень сильно.

Марк как раз пытался выехать на шоссе. Он глянул в зеркало заднего вида.

— Ради бога, Джейк, найди себе какое-нибудь занятие.

— Мне скучно. Можно включить радио?

— Нет. Просто заткнись.

— Мама говорит, заткнись — грубое слово. Оно грубое, пап?

— Заткнись.

— Значит, грубое. Олли, дай порисовать.

— Хорошо. Но не нажимай мне слишком сильно на фломастеры, а то тебе несдобровать, — храбро пригрозил Олли.

— Ага, как же. И что это ты мне, интересно, сделаешь?

— Ой, больно!

Марк с напряженным от ярости лицом резко повернулся назад, так что машину мотнуло в сторону, прямо перед огромным грузовиком, который предупреждающе загудел.

— Господи, да почему вы хоть раз не можете вести себя прилично! — крикнул он. — Еще такое устроите, и я вас высажу на обочине и там оставлю.

— Это противозаконно, — сказал Джейк. — Я тогда позвоню в полицию.

— Ну и замечательно, — ответил Марк. — Может, они тогда заберут тебя к себе.

Олли ненавидел, когда на него кричали; на глазах у него появились слезы. Он попытался подавить рыдания.

— А Олли ревет.

— И вовсе я не реву, — сказал он, вытирая слезы тыльной стороной ладони. Ему хотелось к маме. Он не любил ездить к бабушке с дедушкой, хоть они и добрые. И еда у них странная, не такая как дома — куриные котлеты или пицца, от которой не знаешь, чего ожидать. Она вся была покрыта чем-то жидким, подливками и соусами из всякой там петрушки. Дедушка говорил, что надо доедать все, что на тарелке, а мама на это никак не реагировала. И в доме у них было жарко, как в печке, и везде всякие украшения, так что негде побегать. Только то и было хорошо, что большой сад с высокими деревьями. Олли не знал, сколько им придется там оставаться, но это все было из-за Хэтти и ее сердца. Утром, когда Тэсс уезжала, Олли повис у нее на шее: «Пожалуйста, можно я останусь? Я буду хорошо себя вести, сам буду делать бутерброды и прибирать у себя в комнате, и ничего не разбросаю, и ты даже не заметишь, что я тут. Ну, пожалуйста». Тэсс чуть не расплакалась при виде умоляющего выражения на его круглой доброй мордашке. Обняв сынишку, она сказала, что он прекрасно проведет время. Сам Олли вовсе не был уверен на этот счет. Это все равно, как если бы тебе сказали, что ты прекрасно проведешь время в музее.

— Не беспокойся, с ними все будет в порядке, — заверила Джин, когда они с Марком неловко стояли на пороге. Джин пекла для мальчиков шоколадный торт, и Марк видел через стеклянную панель в передней двери, как она снимает фартук, вытирает руки полотенцем и выходит в прихожую, поправляя короткие седые волосы. Вокруг всей прихожей шла узкая деревянная полка на уровне середины стены, на которой были с любовью расставлены фарфоровые фигурки и декоративные тарелки. Марк поморщился.

— Все будет замечательно. Да заходи, поешь чего-нибудь перед обратной дорогой. Тебе еще так долго ехать.

Марк не хотел задерживаться; он хотел оставить мальчиков и как можно быстрее вернуться домой. У него перед глазами стояло лицо Хэтти, когда сегодня утром Тэсс пристегнула ее к сиденью в машине и обложила мягкими игрушками.

— Извини, я спешу.

— Да, конечно, — отозвалась Джин. — Поезжай, а о мальчиках не беспокойся, они могут оставаться столько, сколько нужно. Посмотрим, как пойдут дела. Вот тебе бутерброды в дорогу. — Она протянула завернутый в фольгу пакет.

— Спасибо.

Марк пошел к машине, но что-то заставило его обернуться. Джин все еще стояла на пороге, и по ее лицу текли слезы. Марк подошел, и она обняла его.

— Мы о вас думаем. Все будет хорошо. Наша Хэтти со всем справится.

Тэсс знала, что плакать нельзя, но когда медсестра регистрировала дочь, почувствовала комок в горле, и в голосе послышались слезы. Ее всего лишь спрашивали адрес Хэтти и имя ее врача. Все были так добры и участливы, что она не должна была распускаться и беспокоить малышку. Девочка думала, что отправляется в новое интересное путешествие. Она уже привыкла к больнице, потому что часто приезжала сюда на анализы, и ей нравилось помогать Тэсс собирать чемодан с ее любимой пижамой, книжками с картинками и игрушками.

— Извините, — сказала Тэсс и полезла в сумочку за платком. — Я знаю, это смешно, но мы просто…

— Не беспокойтесь, — медсестра положила руку ей на плечо. — Все нервничают; а как же иначе. Доктор постарается принять вас сегодня, чтобы все объяснить и скажет, сколько Хэтти здесь пробудет. Какой замечательный большой мишка. Он твой?

— Да! — ответила Хэтти гордо, обнимая его. Тэсс пошевелилась. Они сидели на крошечных стульчиках в приемной детского отделения, и у нее занемели ягодицы. Стены были украшены яркими картинками, а по полу разбросаны игрушки и книжки. Почти радостная атмосфера не скрывала оттенок заброшенности.