Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Участники каравана сильно удивились. Во время прежних походов в Сирию они не раз проходили мимо этого монастыря, но Бахира никогда не уделял им внимания. Тем не менее они решили остановиться на ночь у старого монаха. Когда путники трапезничали, Бахира обнаружил, что среди них нет того, кого он приметил издалека, того, о ком заботились облака и деревья. Он спросил мужчин, все ли участники каравана на месте: «Не позволяйте никому из вас остаться в стороне и не прийти на мой пир».
Мужчины ответили, что все, кто должен быть, присутствуют здесь, за исключением одного паренька, Мухаммада, которого они оставили сторожить груз. Бахира был в восторге. Он настоял, чтобы мальчик к ним присоединился. Когда Мухаммад вошел в монастырь, Бахира коротко расспросил его, а потом объявил всем, что это «посланник Господа». Мухаммаду было девять лет.
Если все истории о детстве Мухаммада кажутся похожими, то это потому, что они играют роль пророческого топоса – традиционного литературного сюжета, который можно найти в большинстве мифологий. Как и рассказы о младенце в Евангелиях, предполагается, что эти истории не должны соответствовать историческим событиям, они призваны пролить свет на тайну пророческого пути. Эти истории отвечают на такие вопросы, как: что значит быть пророком? Становятся ли пророком неожиданно или такая миссия заложена еще до рождения? Если это происходит позже, то должны же быть какие-то знаки, предвещающие появление пророка, – чудотворное зачатие, возможно, или какое-то предсказание, что человека ждет такое будущее.
История о беременной Амине невероятно схожа с христианским преданием о Марии, которая, будучи беременна Иисусом, услышала глас ангела Божьего, возвещающего: «…и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус. Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего» (Лк. 1:31–32). История о Бахире напоминает еврейское сказание о Самуиле, которому было явлено божественное откровение о том, что один из сыновей Иессея станет следующим правителем Израиля. Тогда Самуил пригласил всю семью на трапезу, но младший сын Давид не пришел, поскольку был оставлен пасти овец. «Пошлите за ним, – попросил Самуил, когда понял, что не все сыновья Иессея на месте. – Мы не сядем за стол, пока он не придет». В тот момент, когда Давид вошел в комнату, он был помазан на царство (I Сам. 16:1–13).
Опять-таки историческая правда этих топосов не относится к делу. Необязательно, чтобы эти истории были правдивыми, вне зависимости от того, повествуют ли они о жизни Мухаммада, Иисуса или Давида. Что важно – эти истории рассказывают о наших пророках, наших мессиях, наших царях, об их священном призвании, дарованном Богом с момента Сотворения.
Тем не менее в сочетании с тем, что известно об обществе доисламской Аравии, из этих преданий можно выделить важную историческую информацию. Например, мы можем разумно заключить, что Мухаммад родился в Мекке и рано остался сиротой, что он работал с юных лет в караванных экспедициях дяди, что маршрут этих экспедиций зачастую пролегал через весь регион, а на его пути встречались христиане, зороастрийцы и иудеи, культура которых была тесно вплетена в арабскую. Наконец, мы можем узнать и то, что Мухаммад, очевидно, был знаком с идеологией ханифизма, проникшей в Мекку, которая, вероятно, и заложила основу для собственного духовного пути Мухаммада.
Действительно, как бы подчеркивая связь между ханифизмом и исламом, ранние биографы превратили Зейда в Иоанна Крестителя, приписав ему ожидание «пророка из потомков Измаила, в частности потомков Абд аль-Мутталиба».
«Я не думаю, что доживу до встречи с ним, – якобы говорил Зейд, – но я верю в него, провозглашаю истинность его учения и свидетельствую, что он – пророк».
Не исключено, что Зейд ошибался. Возможно, он действительно встретил этого пророка, хотя он и не мог знать, что юный сирота, которого он поучал не совершать жертвоприношения идолам, однажды встанет на то же место, где однажды стоял он сам, в тени Каабы, и его голос раздастся над гулом голосов паломников: «Видели ли вы аль-Лат, и аль-Уззу, и Манат?.. Они – только имена, которые вы сами придумали – вы и родители ваши… Я избираю общину Ибрахима, ханифа, ведь он не был из числа многобожников» (53:19, 23; 2:135).
С наступлением периода совершения паломничества – последние два месяца и первый месяц каждого года – древняя Мекка превращается из оживленной столицы пустыни в город, границы которого разрываются от паломников, торговцев и караванов, движущихся между крупными ярмарками в городах по соседству – в Указе и Дхуль-Маджазе. Все караваны, желающие войти в город, вне зависимости от того, состоят они из жителей Мекки или нет, должны сделать остановку на окраине Мекканской долины для переучета товара и внесения записи об их торговой миссии. Верблюдов освобождают от груза и помещают под охрану рабов, в то время как государственные чиновники Мекки оценивают стоимость текстиля или масел и фиксируют дату возвращения каравана с ярмарки. После этого взимается плата: скромный налог на все виды торговой деятельности, которая ведется в самом священном городе и вокруг него. Только по окончании этой процедуры работники каравана могут снять свои пыльные одежды и отправиться к Каабе.
Древняя Мекка имеет радиально-концентрическую планировку со святилищем в сердце города – узкие грязные улочки, словно кровеносные сосуды, переносят паломников к Каабе и от нее. Дома на внешних кольцах сделаны из грязи и соломы; такие недолговечные постройки неизбежно уничтожаются ежегодными наводнениями, которые затопляют долину. Ближе к центру города дома больше и прочнее, хотя и вылеплены по-прежнему из грязи (только Кааба сделана из камня). А вот и торговый квартал Мекки – сук, где воздух тяжел и пропитан дымом, а прилавки пахнут кровью и специями.
Работники караванов устало пробираются через многолюдный рынок мимо овечьих сердец и козьих языков, жарящихся на открытом огне, мимо шумных продавцов, торгующихся с паломниками, мимо женщин в хиджабах, ищущих укрытия во дворах домов, – пробираются до тех пор, пока наконец не достигнут порога святилища. Мужчины совершают омовение у колодца с водой из источника Замзам, затем объявляют о своем присутствии «Властелину Дома», прежде чем присоединиться к толпе паломников, обходящих Каабу.
Между тем внутри святилища старик в белоснежной тунике ходит между деревянными и каменными идолами, зажигая свечи. Этот старик – не священник, и не жрец, и даже не кахин. Он – некто более важный. Он – курайшит, представитель могущественного богатого племени, которое поселилось в Мекке столетиями ранее и известно во всей Аравии как ахл-Аллах, «племя Бога», Хранители Святилища.
Начало господству курайшитов в Мекке было положено в конце IV в., когда амбициозный молодой араб по имени Кусай установил контроль над Каабой, объединив ряд враждующих кланов под своим началом. Кланы на Аравийском полуострове в основном состояли из больших расширенных семей, которые называли себя или байт (домом), или бану (сыновьями) патриарха семьи. Клан Мухаммада был известен как Бану Хашим, «сыновья Хашима». Заключая между собой браки или политические союзы, группа кланов могла слиться воедино, став ахл, или каум, то есть народом, обычно называемым племенем.