– Так судьбой тебе сия сказка подарена, Соломея! Пусть шанс малой, чудесный, но есть он все же! – наклонилась к самому ее лицу воспитательница. – Крохотный, знамо, да к чему и его отталкивать, коли появился? Ты хочешь стать государыней?!

Соломония попыталась представить себе, как это: повелевать всеми князьями и боярами, самой же никому не подчиняясь. Делать все, что пожелаешь, и весь мир будет исполнять любые твои прихоти. Вся казна – твоя, все земли – твои, все рати, города, реки, озера – все принадлежит тебе. Ты властна надо всем, над тобой же – никто и ничто.

Попыталась – и не смогла. Вся ее прежняя жизнь была слишком далека от любых подобных даже не возможностей – от подобных мечтаний. Никакие сказки не могли поведать о том, каково это – быть великой княгиней. Равно как невозможно понять смертному, как живут и о чем помышляют небесные богини.

Все это пронеслось в голове девочки, и она, сглотнув, кивнула:

– Да, я хочу.

– Ну, так старание к тому хоть какое прояви! В строгости себя чти, веди достойно, о красоте заботься да на молодцев пригожих и краем глаза не косись! Кудеяр твой, знамо, красивый да ласковый, однако же баловству сему предаться завсегда успеешь. Коли отворот дадут от порога великокняжеского, тогда ему в ворот и поплачешься, пусть пожалеет. До того же часа веди себя так, ровно ты ужо государыня и есть! Дабы ни сомнений, ни подозрений не возникало! За две-три недели ближние судьба твоя решится. Будущее твое между величием и серостью вечной на волосинке висит. Нешто ради этого всего несколько дней с глупостями девичьими чутка не потерпеть?

Евдокия опять тяжело вздохнула и пошла далее.

– Я потерплю, тетушка, – кинувшись следом, пообещала Соломея. – Все, что скажешь, сделаю! Коли любит – не забудет, не пропадет. А государыней стать я и вправду хочу! Честное слово, тетушка, хочу!

Однако все обещания юной красавицы пошли прахом, едва наутро она увидела Кудеяра, стоящего возле крыльца в кафтане с желтыми шелковыми петлями, в горностаевой шапке и с саблей на поясе. Девочка широко улыбнулась, стремглав сбежала по ступеням, и желание у нее внезапно осталось только одно: прикоснуться к руке паренька, ощутив блаженную колко-горячую волну, услышать его голос, поймать улыбку.

– Ты чего это ныне такой грозный, баламут? – удивилась Евдокия, спускаясь следом без особой спешки.

– При службе сегодня, матушка, – пригладил рукоять сабли Кудеяр. – Дни ближние будут хлопотливыми.

– Так и служил бы, боярин! Чего пришел?

– Упредить хочу без ушей лишних. Весточка тайная, и о ней более никому, – понизил голос паренек.

– Что же у тебя за тайны такие важные оказаться могут? – не без презрения хмыкнула женщина.

– По службе моей, по службе, – понизил голос боярский сын и властно накрыл ладонью оказавшиеся на перилах пальцы Соломеи, перешел на шепот: – Завтра к заутрене оденьтесь в лучшее и украшения не забудьте. Дев прибывших повитухи да боярыни еще вчера осмотрели, в размышлениях ныне пребывают, кого гнать, кого для смотрин оставить. Княжич же желает лично на гостий глянуть, как бы невзначай, дабы и самому мнение иметь. Для сего он к службе и придет. Сей миг лучшим и будет красотой его поразить. На пирах да на торжествах прочих по родовитости гостей сажают. Там потеряешься, и не увидит!

– Верно ли сие? – усомнилась тетка.

– Я в карауле усиленном на три дня, – объяснил парень. – Князь Чаломеев за наследника беспокоится, каковой без свиты придет. От того и ведаю. Прости, красавица, надобно бежать.

Кудеяр отпустил руку девочки и быстрым шагом пошел вдоль стены.

– Вот он, день твой, деточка, – прошептала Евдокия. – Упустить нельзя, не воротишь. Прихорошить тебя надобно со всем тщанием да освежить и прирумянить.

– Зачем он это рассказал, тетушка? – совсем о другом спросила погасшая лицом Соломея. – Я ему не по нраву? Хочет отдать меня наследнику?

– Понравиться Кудеяр тебе хочет, вот и старается, – успокоила ее Евдокия. – А наследнику понравиться еще суметь нужно. Просто на глаза попасться, и то удача… Да не о том ты мыслишь, чадо! Ну-ка, скажи: ты желаешь стать государыней? Желаешь? Желаешь?! Тогда прочие мысли из головы выбрось! Токмо об одном думай: место твое на троне! На троне, а не в толпе!

* * *

К этой заутрене Соломея готовилась еще с предыдущего полудня. Заряна вплела в косу боярышни запасенный в узлах Евдокии пучок конских волос, отчего главное украшение любой женщины чуть не на треть прибавило в толщине, обновила атласную ленту на яркую малиновую. В обед и ввечеру кушала девица только телячью печень и жирный свиной окорок; нарядные сарафан, кокошник и понизь были тщательно просмотрены и поправлены в местах, где бисер и вышивка держались не очень прочно; височные кольца, браслеты, серьги и ожерелье были начищены до зеркального блеска. Красавицу уложили спать задолго до темноты, а поутру тетка заставила ее выпить целый ковш красного немецкого вина с приторно-вишневым запахом – дабы кожа зарумянилась и голос умягчился.

Вместе со служанками девочка отправилась к храму – и едва ступив на площадь, поняла, что тайна боярского сына Кудеяра Тишенкова оказалась не такой уж и великой. О появлении Василия, наследника престола великокняжеского, знали если не все невесты, то большая часть девушек точно. И потому все пространство между главными московскими храмами было тесно заполнено нарядными красавицами, стоящими вдоль пути от крыльца дворцового до крыльца в белоснежный Благовещенский собор где в два, а где и в три ряда.

Сарафаны из бархата и шелка, из парчи и атласа, из индийского сукна тончайшей выделки и нежнейшей персидской шерсти. Понизи княжон и боярышень светились отборным жемчугом, на кокошниках переливались самоцветы, пускали радужные блики бусы из драгоценных камней, яхонтовые вошвы на плечах и рукавах, золотые браслеты, серьги и кольца… И Соломея с острым разочарованием поняла, что нет и не может быть у нее никаких шансов привлечь взгляд Василия Ивановича, что средь прочих дев в своем бисерном кокошнике да чистеньком льняном сарафане с вышивкой простым катурлином выглядит она, словно бледная моль на сиреневой татарской кошме.

– Идет, идет… – пробежал по рядам шепоток.

Девушки – и невесты, и служанки красавиц – качнулись вперед, вскинули подбородки, перебросили через плечо толстые косы с роговыми и золотыми гребнями и заколками, затолкались плечами. Даже Заряна и Евдокия втиснулись в общую толпу, дабы увидеть собственными глазами будущего государя. И только Соломея осталась чуть позади, в гордом одиночестве, в полной мере осознавая наивную безнадежность совсем еще недавних, буквально утренних мечтаний.

Никогда не бывать даже самой красивой малиновке женой кречета, не бывать нежной лани женой могучему лосю, не бывать дочери боярского сына женой князю Великому. Так уж устроен сей мир, что будь ты хоть лучшей из лучших – ан не бывать. Не судьба.

Сын Великого князя неспешно шел по мостовой между рядами девушек – высокий, статный, широкоплечий, в округлой бобровой шапке, в бордовой ферязи без рукавов, густо вышитой золотой нитью, опоясанный широким ремнем с солнечно-янтарными накладками. Вроде как никого не рассматривал, голову держал прямо, однако глаза его скользили по сторонам, то вправо, то влево. Позади семенили несколько князей, вышагивали рынды – телохранители в белых кафтанах с короткими бердышами.