– Опять ты здесь, оглашенный! – вместо девочки ответила Евдокия. – Все пялишься и пялишься, пялишься и пялишься. Дырку скоро протрешь!

– Так то на пользу токмо при нынешней жаре, мамаша! – осклабился Кудеяр. – Чутка проветриться получится.

– У справной хозяйки дырок не бывает, – наставительно ответила тетка.

– Где же ее в наше время найдешь, справную-то? – притворно вздохнул боярский сын.

– Я одну знаю, – не удержалась Соломея. – Да не про твою честь таковая, добрый молодец!

– Ты ей передай, красавица, врут все про меня злые люди! – попросил Кудеяр. – Со мной знакомая твоя завсегда будет в холе и нежности, в тепле и заботе. Пусть токмо откликнется! Какова она собой? На тебя, надеюсь, похожа?

У девочки по спине от таких слов пробежал пугающий холодок. Вроде как и шутили они с пареньком, ан получалось как-то уж больно по-настоящему.

– Не болтай с мужчиной посторонним, боярышня, – попыталась осадить воспитанницу Евдокия. – Невместно сие.

– Какой же он посторонний? – возразила девочка. – Человек служивый, при деле. Поручение государево сполняет.

– Верно-верно! – обрадовался заступничеству Кудеяр. – Да еще и родич к тому же!

– Зубоскал ты пустой, а не родственник, – сплюнула в сердцах тетка. – Упаси господь от такой родни!

– А родню не выбирают, матушка. Уж какая есть, – развел руками паренек.

– Четыре брата и ни одной сестры? – поинтересовалась Соломея.

– А ты откуда знаешь? – изумился боярский сын.

– Да у тебя это на лбу написано! – ответила девочка.

– Вот проклятье! – Кудеяр толкнул тафью к затылку и потер лоб ладонью: – А теперь?

Соломея расхохоталась, Евдокия опять сплюнула и отвернулась. Заряна покосилась на сидящего на сундуке Тришку и придвинулась ближе к нему. Но холоп молчал, думая о чем-то своем, и девке оставалось только слушать щебет своей хозяйки и веселые прибаутки боярского сына.

За болтовней время летело быстро. В вечерних сумерках небольшой обоз великокняжеских невест въехал в Клин – точнее, в обширные слободы вокруг города – и закатился на один из постоялых дворов.

Здесь их, как оказалось, ждали. И комната для красавиц имелась, и места в обширной людской для челяди, и овес для лошадей, и даже ужин горячий.

Правда – платить за еду гостям пришлось из своего кармана.

Впрочем, никого из путников это не удивило. Ведь по издревле заведенному обычаю, князь награждал своих слуг землей, защитой и справедливым судом. Они же за то выходили на службу со своим оружием, лошадьми и припасами. И коли Великий князь призвал к себе невест – почему к ним должен относиться иначе?

Крышу над головой устроил, да еще и возки для дороги дал – и за то поклон низкий. Мог бы и не беспокоиться.

С рассветом девицы снова тронулись в путь. И опять, убедившись, что никто не отстал, вещи не забыты, телеги в исправности, боярский сын Кудеяр, к неудовольствию Евдокии и радости Соломеи, занял место возле задней кибитки, везущей корельскую красавицу.

И чем дальше, тем сильнее девочка ощущала, что с таким мужчиной рядом хоть всю жизнь не расставайся – не загрустишь и без внимания не останешься. Что и сам не обидит, и другим в обиду не даст.

* * *

Москва началась издалека, чуть не за полдня пути. Поперва все чаще и чаще встречались деревни, которые постепенно слились в единый просторный поселок, смыкающийся полями и огородами, а верст за пять до самой крепости – сошлись в единую череду и заборы. Тут и там тянулись к небу дымы, звенели наковальни, стучали молоты, на каждой встречной протоке и ручейке крутилось пусть маленькое, но мельничное колесо, приводя в движение маслобойные и трепальные механизмы, качая меха, вращая чистящие барабаны и вздымая кузнечные молоты.

Столица старательно трудилась, строилась, мастерила – и пахла соответствующе: углем и смолою, дымом и кислятиной, опилками и дегтем. Соломея ужаснулась тому, как можно жить в таком чаду – но, по счастью, ремесленные слободы были вынесены достаточно далеко по сторонам, и незадолго до вечера воздух сделался почти чистым. Вместо фабрик и мастерских теперь вдоль дороги тянулись постоялые дворы, конюшни, птичники и амбары, содержимое которых нередко выдавало себя то ароматом пряностей, то запахом копченостей, терпким благоуханием заморского вина, а то и густым духом благовоний.

Внезапно эти строения оборвались – и перед путниками открылись белокаменные стены за широкой, в две сотни саженей, луговиной. По подвесному мосту кибитки прогрохотали через речку – и великокняжеские невесты наконец-то оказались в Кремле.

Главная твердыня Руси размерами не сильно отличалась от других крепостей. Белозерская, новгородская, псковская, смоленская – были, пожалуй что, и больше. Но уж богатством и роскошью – этим с великокняжеской обителью не смог бы соперничать никто. Если в ней стояли храмы – то не просто церкви, а огромные и каменные, да еще и несколько. Если колокольня – то под небеса, в пятнадцать ростов взрослого мужчины. Если хоромы – то три ряда слюдяных окон, да с резными ставнями, да все в разные цвета раскрашены, и даже чешуйчатый тес на крыше – и тот расписной, сине-желто-зеленый. Коли крыльцо – то вычурное, с тремя изгибами широкой крытой лестницы, коли двор мощен – то не каким-то булыжником, а плашками из крепкого, как железо, мореного дуба.

Двор был широк, просторен и застроен самое большее на треть.

Впрочем, это тоже было обычно. Коли война – на свободном месте располагались исполченные для обороны города рати. Да и самим горожанам, под защиту стен спрятавшимся, – также место требовалось.

– Сюда поворачивайте! – Спешившийся еще в воротах Кудеяр повернул налево, между стеной и дворцом, привел обоз к еще одному, менее богатому крыльцу. – Все, выгружайте сундуки. Пошли, горницы покажу.

Не обращая внимание на злобное шипение тетки Евдокии, оберегающей честь своей воспитанницы, боярский сын подал Соломее руку, помогая спуститься.

Девочка колебалась ровно миг – а потом опустила свои пальцы на подставленную ладонь. И словно зябкие, колючие мурашки побежали от кончиков ногтей по всему телу.

Впервые в жизни к Соломонии Юрьевне Сабуровой прикоснулся посторонний мужчина. Ни отец, ни брат, ни родственник. Совершенно чужой мужчина, вполне способный стать ее мужем, ее любимым, отцом ее детей.

Боярышня сошла на плашки – и Кудеяр тут же отступил, сжав кулак. Он словно надеялся сохранить в своей ладони украденное прикосновение. Чуток поколебался и решительно тряхнул головой:

– Туфельки свои не растеряли, красавицы северные? Разминайте ножки застоявшиеся, ныне им потрудиться надлежит! Под самую кровлю пойдем, на третье жилье.

Предназначенные великокняжеским невестам горницы оказались просторны на диво – пожалуй, что двадцать на двадцать шагов размером, да с большим светлым окном и обитыми синим сукном стенами. Однако же Кудеяр очень быстро остудил девичий восторг: