– Я почти уверена, что мой поступок вызовет у Тарваза недовольство…

– Почему?

– В Шаргайле четыре рода первой линии: Усмары, Оноирэ, Максуды и Аттарки. Причем род Аттарков в этом списке стоит ПОСЛЕДНИМ. Как говорила Сита, он попал в эту линию сравнительно недавно – лиственей эдак двадцать с небольшим тому назад. И только потому, что Занатар Седобородый заключил союз с Шагратом Латирданом и взял в свои руки все отношения с Авероном… В общем, что и как было в прошлом – дело десятое. Главное, что соперничество между родами сродни маленькой войне: любое усиление одного вызывает недовольство остальных, и наоборот…

– Так вот почему женихов у тебя было аж четверо! – воскликнул я.

– Ну да! – усмехнулась она. – Чтобы я, единственная ныне живущая гард’эйт, выбрав достойнейшего, повысила статус одного из родов первой линии…

У меня испортилось настроение – это коротенькое объяснение делало понятными практически все странности поведения аннара и азы. Скажем, «забывчивость» азы Ниты, объяснившей Мэй не все тонкости виот’ун’иара[41], теперь казалась не случайной, а намеренной: Аттарки расчетливо загоняли мою Половинку в положение, из которого был один-единственный выход – свадьба с Унгаром. Ну а обряд признания меня шшат’или[42]являлся лишь средством, позволяющим удержать в роду и майягарда, и гард’эйт!

Заметив, что я помрачнел, Мэй быстренько вытрясла из меня причины недовольства и пожала плечами:

– Насчет виот’ун’иара – ты прав: меня действительно пытались вынудить выйти замуж за Ночную Тишь. А вот причину поступка Седобородого, думаю, ты понял неверно – такую честь абы кому не предлагают. Впрочем, даже если тебя назвали Аттарком не из чувства благодарности, а из расчета, радуйся – став хейсаром, ты, по вейнарским меркам, получил дворянство. И меня!

Я обрадовался. Еще как – сгреб ее в охапку, ласково прикоснулся губами к маленькой розовой мочке, зарылся носом в волосы, запустил руку под нижнюю рубашку и… получил по пальцам.

– Так вот, о недовольстве: мое решение заплести синюю ленту лишило Тарваза возможности закатить свадьбу на весь Шаргайл и показать соперникам значимость его рода. Думаю, он не преминет высказать тебе все, что он обо мне думает…

Воспоминания об этой беседе промелькнули за считаные мгновения. И заставили меня огрызнуться:

– Понимаю. Однако я УЖЕ услышал ее Песнь…

Мое «уже», подчеркнутое интонацией и взглядом, подействовало на аннара, как хлыст на норовистого рысака, – он подался вперед, приподнялся, набрал в грудь воздуха и недоуменно уставился на груду колец, которые я высыпал на стол:

– Что это?

– МОЯ ЖЕНА обещала Барсу два десятка баранов. Еще двадцать мы принесем в жертву от моего имени…

– Ты хочешь, чтобы их выбрал я?!

– Нет. Переговори с увеем – я хочу, чтобы он позволил нам пролить жертвенную кровь в рей’н’и’оле…[43]

Как и предсказывала Мэйнария, услышав это предложение, Каменная Длань задумался. Причем надолго. Я не мешал, ибо приблизительно представлял, какие мысли должны ворочаться у него в голове:

«Раз Песнь уже услышана, значит, о свадьбе можно забыть. А вот торжественное жертвоприношение в Святилище – ничуть не хуже! Только вот согласится ли увей? Да, это не по а’дару. Зато жертву будут приносить майягард-Аттарк и гард’эйт-Аттарк! Опять же, четыре десятка баранов – это не два, не три и даже не пять, значит, Барс их услышит. И, скорее всего, оценит такие дары… Хм… А что, может и получиться!»

– Хм… может и получиться! – вторя моим мыслям, выдохнул аннар. – Особенно если еще два десятка принесу в жертву я!

Я с трудом удержал рвущуюся наружу улыбку и встал из-за стола:

– Думаю, мы друг друга поняли?

Тарваз задумчиво оглядел меня с ног до головы и утвердительно кивнул:

– Я тебя услышал! И сделаю все, что смогу…

…Выйдя в коридор, я аккуратно притворил за собой дверь и вопросительно уставился на Уресса, отклеившегося от стены, – мальчишка был пунцовым, как вареная свекла, и смотрел не в глаза, а на носки своих сапог.

– У меня пока нет своего голоса, Мастер, но я должен… сказать… вот…

– Если считаешь нужным – говори…

– Твоя жена вышла из комнаты, забыв надеть свадебный дар… – срывающимся шепотом произнес айти’ар. – Это бросает на нее тень!

– Свадебный дар?! – нахмурившись, переспросил я. – Который?

Уресс сглотнул:

– Ну, ожерелье, которое дарят женам после лар’ват…[44]

– Что такое «лар’ват»?

Мальчишка покраснел еще гуще и наконец посмотрел мне в глаза:

– Первая ночь…

Я заиграл желваками, судорожно перебрал в голове все имеющиеся возможности хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию и хлопнул мальчишку по плечу:

– Она не забыла! Просто пока не привыкла к своему положению и по вейнарской привычке носит мой дар под араллухом…

Во взгляде Уресса появилось облегчение.

– Зря! Женщина должна гордиться тем, что радует своего мужа!

– Я ей передам… – улыбнулся я и заторопился к себе…

…На губах вернувшейся Мэйнарии играла растерянная улыбка. А в глубине глаз пряталась жгучая обида. Впрочем, увидев меня, она сделала вид, что все хорошо, подошла, обняла за талию, уткнулась носом в грудь и застыла.

– Прости… – ласково погладив ее по спине, виновато сказал я. – Об обычаях хейсаров я еще совсем недавно не знал почти ничего. Да и сейчас знаю не намного больше…

– Ты о чем? – не отрываясь от меня, спросила она.

– Они искали на тебе свадебный дар… А когда не нашли, решили, что я – скряга…

М-да. Обманывать Мэй, позволяя ей прикасаться к себе, было глупо – почувствовав мою неискренность, она тут же догадалась, как должно было звучать это предложение на самом деле.

– Ты хотел сказать, они решили, что я была так плоха, что не заслужила даже кожаного шнурка с болтающейся на нем медной монеткой?!