– Ты похожа на деревенскую простушку, приехавшую в Париж на рейсовом автобусе, – тихо рассмеялся Андре, отбросив верх от купальника в сторону. – Не хватает только веснушек.

– Если хочешь, их можно пририсовать, – предложила я, стараясь не обращать внимания на то, что моя грудь обнажена. – Если уж тебе нравится такой образ, еще нужна жвачка, чтобы я жевала ее ежесекундно и периодически надувала пузыри. Тогда я буду простушкой из Америки. Знаешь, а если сделать пару хвостиков, то я вообще стану похожа на деревенскую простушку-малолетку.

– Ты считаешь меня извращенцем, – не спросил, а со смехом заявил Андре, вытаскивая откуда-то из шкафа гостиной мою новую сумочку, которую я приобрела накануне. С тех самых пор как я вернулась из Авиньона, я жила как бесплотный эльф: ни вещей, ни документов. Большую часть личного имущества забрала полиция, что-то осталось у Андре.

– Мне не нужно и минуты, чтобы понять – ты самый настоящий извращенец, – ответила я, пока Андре с самым невозмутимым и независимым видом принялся раскрашивать мне губы красной помадой.

– Да, так, – пробормотал он деловито, отступив на шаг.

– Любуешься своим творением? Не думаю, что я похожа на Мону Лизу, – фыркнула я, чувствуя на губах толстый слой помады. Но это было не все, Андре достал откуда-то щетку и принялся расчесывать мои волосы. Делал он это с большим и явным удовольствием, продолжая проводить щеткой по моим волосам даже после того, как они могли считаться совершенно уже разглаженными и избавленными от любого беспорядка. Затем Андре нежно перебросил волосы мне за спину и провел пальцем по тому месту, где ткань ворота врезалась мне в руку – здесь тянулась тонкая, чуть покрасневшая полоса.

– У тебя такая нежная кожа. Я бы не хотел испортить твою красоту, – с сожалением пробормотал он, словно это было совершенно неизбежно. – Но мне так нравится, когда твое тело носит на себе следы моего вторжения.

– Я помню. Тебе хочется яростно трахать и нежно защищать меня в одно и то же время, – сказала я, и Андре судорожно вздохнул. Он потянул ткань вниз, и футболка с надписью «I love France» упала на пол – сегодня я надела ее в первый и последний раз.

– Пожалуйста… – начал было он, но не договорил, столкнувшись с моим взглядом, – я чувствовала себя как человек, уже привязанный к резиновому жгуту, заплативший за развлечение вперед и готовый спрыгнуть с моста – в надежде на наслаждение, с риском разбиться, если веревка не выдержит. Я кивнула и чуть приоткрыла губы, совершенно забыв, как, должно быть, пошло и дешево смотрюсь с этой красной помадой на губах, да еще и полунагая, простоволосая, с торчащими вперед твердыми темными сосками. Безо всякой команды Андре я опустилась вниз и встала на колени, затем села на пятки, положила ладони на колени и выпрямилась, оставив оголенную грудь на полное обозрение. Я чуть запрокинула голову и едва заметно приоткрыла губы, словно призывая сделать со мной, с моим телом все то, на что доселе Андре не решался. Чтобы не осталось никаких сомнений, я чуть развела колени в стороны. В дурацких шортах, с темными следами на плечах я стала – само воплощение вседозволенности, и меня трясло от мысли, на что именно я толкаю Андре.

Зная, как глубока пропасть его фантазий…

– Ты уверена? – спросил он, и я только еще больше запрокинула голову, испытывая пряную смесь стыда и возбуждения. Как раз нужная пропорция. Тогда Андре удовлетворенно кивнул. – Тогда жди меня здесь, никуда не уходи.

– Хорошо, Андре, как хочешь, – ответила я, но он сделал вид, что не услышал меня. Он неторопливо прошел в глубь квартиры, и я услышала, что в ванной комнате зашумела вода. Андре прошел мимо меня еще раз, включил свет в кухне, и я подумала – о, моя вечная пытка! – что теперь меня снова вполне можно увидеть, если исхитриться, из окна с лестницы в музее. Андре словно не замечал меня, он налил себе коньяку из большой, опустошенной лишь наполовину бутылки, затем развернулся, посмотрел на меня, держа квадратный стакан в руке и время от времени делая из него небольшие глотки. Я оставалась на месте, не шевелясь, только прислонившись затылком к стене. Большая часть моих сил уходила на то, чтобы отвлекаться от неприятных чувств из-за начавших затекать ног. Андре не спешил, он подтащил себе стул и уселся на него так, чтобы оказаться прямо передо мной – словно собираясь проводить допрос с пристрастием. Отчасти так и было. Он наклонился вперед, протянул мне стакан.

– Держи. Смотри, не пролей. – Голос его звучал строго и властно. Я взяла бокал у него из рук. Он был полон на треть, но удерживать его было сложно – рука жила своей жизнью, а Андре ухватил меня за подбородок, заставив раскрыть рот, и удерживал так, глядя на меня с этого близкого, почти вплотную, расстояния. Я чувствовала легкий запах коньяка, дыхание Андре, силу его пальцев, его восторг от того, что любимая игрушка здесь, прямо в его руках. Затем он склонился ниже и поцеловал меня – это был хищный, агрессивный поцелуй, больше терзавший, чем ласкавший мои губы. Я закрыла глаза и позволила Андре проникнуть своим языком так далеко, как он захочет. Я думала о стакане, что держала в правой руке, старательно балансируя, чтобы не пролить напиток. Поцелуй был долгим и безжалостным. Андре оторвался от меня – не без сожаления – и двумя руками резко раздвинул мои колени еще шире. Затем он пропустил одну руку мне за спину, ухватил так, чтобы я не упала, а другой накрыл мою левую грудь. Она поместилась в его ладонь целиком. Андре сжал ее, и я вскрикнула от боли, но больше от неожиданности. Андре замер, чуть склонив голову, и посмотрел на меня.

– Не останавливайся, прошу, – прошептала я.

– И не собираюсь, – улыбнулся он, и его лицо – холодное, сосредоточенное, даже жестокое в своем стремлении к цели, стало другим. Я попыталась вспомнить, когда я видела его таким, но не смогла. Его глаза улыбались, но от этой улыбки хотелось убежать, становилось не по себе, и я невольно задавалась вопросом, на что же я подписалась в этот раз. Андре больно ущипнул меня за сосок, а затем забрал бокал из моей руки и отпил из него с явным удовольствием. – Иди за мной.

Сосок горел, как и губы, а ноги почти не слушались – слишком долго я просидела в неудобной позе. Проходя мимо зеркала, я успела бросить короткий взгляд на себя – ярко-красная помада размазалась вокруг губ, волосы снова спутались, а обнаженная грудь делала меня какой-то доступной и беззащитной. Я вдруг подумала, что, если бы сейчас на меня надели чулки в сеточку, туфли на шпильке и кожаный бюстгальтер с металлическими треугольниками на сосках, я бы идеально подошла для порнофильма – такого, где на одну девочку приходится трое возбужденных мужчин. Все, что делал сейчас Андре, словно обесценивало меня, опускало ниже, и я чувствовала себя уже даже не шлюхой – его рабыней. И я с настырностью, достойной лучшего применения, культивировала эти ощущения в себе, играя в игру, в которую обычно играть запрещено.

– Сними все, – услышала я, остановившись на пороге ванной комнаты. Без промедления я принялась расстегивать шорты, потянула их вниз непослушными руками. – Сними и отдай мне. И трусы. Я так понимаю, они тоже часть этого ужасного комплекта?