Дама снова шумно залилась слезами – на этот раз от счастья, – и полезла в кошелёк. В самый неподходящий момент зазвонил телефон.

– С вашего позволения, – любезно сказала Лина (эту фразу она слышала в мексиканских фильмах), и выплыла в спальню. Звонил Трофим.

– Чего тебе?!

– Линушка! С котярой неладно…

– Что ты мелешь? Твоя пустая башка стоит меньше, чем одна блоха на этом засранце! Он жив?!

– Не совсем…

– Что значит – не совсем?!

– Он орал как резаный, царапался, когда я его поймал и вёз на дачу. А если он бешеный, зая?! Я его завернул в одеяло, чуток навалился… Развернул – а он уж обмяк. Я и искусственное дыхание делал, рот в рот…

– Идиот! Простого дела нельзя поручить.

Лина надела на лицо дежурную улыбку и вышла из спальни. Присела к столу, стала сгребать острыми, кроваво-красными, слегка облупившимися ногтями, разнокалиберные фотокарточки кота… И вдруг подпрыгнула, изменилась в лице.

– Что?! Что?! – заголосила нервная дама.

– Какой ужас! Крепитесь… Ваш Пуся вот сейчас, в эту самую минуту… Он не выдержал разлуки с вами. Перестало биться маленькое доброе храброе сердце…

Душераздирающий, на весь микрорайон, вопль – и следующий за тем грохот: дама брякнулась с табурета в обморок. Блин, разборки обеспечены и с соседями снизу.

…Пропавшие коты, украденные сотики и кошельки, ущемлённые грыжи, вильнувшие налево мужья, жёны-брошенки – вот на что в последнее время вынуждена была тратить свой уникальный дар знаменитая Ясновидящая Ангелина.

Лина скомкала пакет из-под чипсов, облизала сладкие липкие пальцы. Этих пакетов и кульков из-под семечек вокруг на полу было набросано – ногу поставить некуда. За Лининой спиной у стены вздымался холм одеял и наваленной одежды, из которого торчала всклокоченная борода. Это лежал муж Трофим, и будить его было бесполезно: он, как кот, спал двадцать часов в сутки.

В рекламную паузу самой пришлось совершать ряд многочисленных действий: нажимать кнопку «выкл.» на пульте, опускать затёкшие ноги, выковыривать из-под дивана тапки, кряхтя (мешал живот), собирать липкие шуршащие пакеты.

В кухне тоже ногу некуда было поставить – от остолбеневших от яркого электрического света, шевелящих усами тараканов. Крышка на мусорном ведре съехала набекрень, не вмещая под собой многократно уплотнённый, втоптанный мусор. Из-под крышки выбивался сладкий запах гниения.

Лина постояла раздумывая. Серия заканчивается вполне предсказуемо. Через семь минут фильм на другом канале. Успеет! Сунула голые ноги в мужнины ботинки, накинула плащ. По закону подлости, на мусоропроводе болталась картонка: «По техническим причинам мусоропровод не работает. Просим жильцов пользоваться контейнерами супермаркета».

Лина чертыхнулась и довольно даже шустро для своих габаритов задвигалась по лестнице вниз, шлёпая ботинками, усыпая путь серебристыми комками, кроша семечковой шелухой и жёлтенькой чипсовой крупкой.

На улице холодно и темно – полвторого ночи. Лина за телевизором выпадала из реальности, теряла счёт часам, забывала о времени суток за окном. Ну да не возвращаться же.

Рысью – по асфальтовым выбоинам, за спящий чёрный дом, за мокрые мотающиеся деревья – к контейнерам, окружённым горами картонных коробок. Бесстыдник ветер тут же облапил Лину, пытаясь заглянуть под плащ, задрал его до живота. Она энергично тюкала ведром по краю контейнера: не отлеплялись чайные пакетики, и ещё со дна тянулась какая-то слизь.

Зашуршали, приближаясь, проваливаясь в асфальтовые выбоины, автомобильные шины. Фары выключены, невидимое авто сливалось с чернотой земли, неба, деревьев. Лине как-то не захотелось в полвторого ночи встречаться с водителем и пассажирами автомобиля-невидимки. Ведром прикрыла голые ноги, резко белевшие в темноте и отступила за контейнеры. Хлопнули дверцы, потом багажник. Невидимые фигуры завозились, вытаскивали что-то тяжкое и неудобное, мешали друг другу, тихо ругались.

Лина ругалась громко, но в душе: голые ноги окоченели, вся закоченела. С тоской смотрела на окно своей квартиры, слабо, уютно освещённое голубым светом. Там работает телевизор, там диван с пледом, там – вместо спинки дивана – удобный и тёплый Трофим. И ещё на втором этаже светилось окно, слышались звуки застолья.

Скоро дверь распахнулась. Из весёлой квартиры – на лестницу, из подъезда – во двор выплеснулось не растраченное за столом веселье: песни, хохот. Кто-то из компании дробил ногами по асфальту, женский голос взвизгивал: «И – эх, и – эх!» Кто-то пытался запускать шипящие фейерверки.

Чёрные люди явно не хотели засвечиваться, зашевелились быстрее, тихо матерясь. В спешке что-то побросали с твёрдым чугунным стуком прямо на площадку у контейнеров, попрыгали в машину. Уехали.

Лина, наконец, мимо хватавших её мужских рук из весёлой компании, побежала домой, не чуя ног. Дома торопливо напустила горячую ванну, блаженно плюхнулась. Пропал фильм. Но если не затянет с купанием, по ночному каналу посмотрит кулинарно-эротическое шоу.

Глаза, делая нечеловеческие усилия, хлопая, разлепились не с первого раза.

Два часа дня. Шторы задёрнуты. Бормочет и пёстро мельтешит не выключающийся телевизор. От спящего Трофима пахнет ливерной колбасой, в бороде застряли крошки – значит, вставал. Значит, в холодильнике пусто и Лине придётся совершать ряд многочисленных действий: встать, одеться, спуститься в супермаркет. Там купить что-нибудь на ужин, кое-как сварить и успеть съесть до этого троглодита…

Когда, помахивая авоськой, шла мимо контейнеров, вспомнила маленькое, заспанное во сне ночное происшествие. Мусор ещё не увозили. Любопытство пересилило, зашла на огороженную площадку. В крайнем переполненном контейнере накиданы неровно, бугристо набитые, завязанные узлами чёрные пластиковые мешки, некоторые валяются на земле.

Лина отогнала бродячую собаку, успевшую прогрызть в мешке дыру. Из дыры высовывалось что-то. Собака трусливо-угрожающе визгнула на Лину, покушающуюся на её добычу, и, боясь удара, отскочила.

Лина низко нагнулась и перед самым носом увидела толстый человеческий палец: серый, согнутый – будто манил к себе, – с нечистым неровным ногтем. На третьей фаланге вытатуирован перстень…

И снова, не чуя ног, бежала домой. Повернула ключ, зачем-то набросила цепочку. Плюхнулась на диван, отдышалась. Машинально надорвала кулёк, кинула в рот пахучее обжаренное гранёное семя. Смотрела в экран. видела согнутый палец с грязно-голубым перстнем. За окном мусоровоз, скрежеща, опрокидывал контейнеры, вываливал содержимое в загаженное железное содрогающееся нутро.

Трофим спал, чмокал во сне губами.

«Объявлен в розыск местный криминальный авторитет по кличке Бугор. Предположительно, похищен. Особые приметы: на указательном пальце татуировка в виде перстня… Контактные телефоны милиции, родственников… Анонимность… Вознаграждение».