— Пойдем? — в его голосе прозвучало извинение. Словно он отрывал меня от государственно-важных дел.

— Куда? — не до конца очнувшись, я даже растерялась.

— В замок, — он кивнул в сторону входа головой. — Вы же отдохнули?

— Да.

Он поднялся первым и подал мне руку. Ладонь его оказалась неожиданно твердой и одновременно нежной. Так странно. Я оперлась на руку Егора и тоже встала.

Мы подошли к кассам у южного фасада. В выходной день народу приехало много — немцы, французы с детьми, группы японских и еще каких-то туристов. Все послушно топтались в очереди, подставляя солнышку кто лица, кто спины. Я купила билеты, и мы отправились к входу.

Деревянные, почерневшие от времени ворота стояли открытыми, а под древней аркой расположилась обыкновенная железная вертушка, через которую посетители входили в вымощенный камнями двор замка. Благодаря работе у меня давно уже сформировалась просто-таки неистребимая тяга к планированию и последовательности, поэтому первым делом я остановилась перед стендом, на котором красовался внутренний план замка. И какой-то текст. Но с чтением по-французски дела мои обстояли плачевно, язык я учила в основном «методом погружения», на слух: на другие способы времени никогда не оставалось.

— А что здесь написано? — чтобы не мучиться напрасно, я решила использовать Егора. Зря, что ли, он столько лет благодаря мне во Франции живет?

— Пишут, что в двенадцатом веке замком владели братья Гогенштауфен, в тринадцатом он перешел к герцогам Лотарингским, а потом — к епископам Страсбургским, — добросовестно начал Егор переводить всю эту дребедень.

— И что, здесь с двенадцатого века все так и сохранилось? — прервала его я. Что меня действительно приводит в трепетный восторг — так это древние камни и постройки. Странно, что я — дитя панельных домов и монолитов — каким-то чудесным образом верю в то, что старые стены помнят всех своих обитателей и при желании могут многое рассказать. Главное, уметь слышать.

— Подождите, сейчас посмотрим. — Егор быстро пробежал глазами по строкам. Я топталась на месте от нетерпения. — Да нет, к сожалению. Во время Тридцатилетней войны замок разрушили и разграбили шведы. А, вот, смотрите. Тут написано, что в 1889 году О’Кенигсбург был подарен кайзеру Вильгельму II. И тогда он лежал в развалинах. Восстановили все начиная с 1908 года.

— Ну-у, — я здорово расстроилась. Даже сама не успела заметить, как надула губы.

— Что такое? — Егор улыбнулся. Я быстро взяла себя в руки и сотворила нейтральное выражение лица. — Вы разочарованы?

— А вы как полагали? — набросилась я на него. — Могли бы сразу предупредить, что все здесь подделка!

— Но, Маргарита Семеновна, — кажется, Егор не ожидал такого бурного наезда, — вы совершенно не правы. Здесь были проведены серьезные археологические исследования, изучались документы, все внутреннее убранство замка воссоздано по фрагментам…

— Хватит! — я отвернулась и направилась к двери, ведущей в кухни и подвалы замка. Хотя чего, собственно, я так завелась? Видимо, по привычке. Замок и вправду был прекрасно отреставрирован и выглядел более чем достоверно.

Егор преданно тащился следом и время от времени давал простенькие комментарии, заглядывая в брошюрку, полученную на входе.

— А-а, вот это одна из самых больших бочек Эльзаса, — Егор показал на углубление в стене, где разместилась необъятных размеров старинная емкость. — Кстати, сохранилась с тех самых времен, века с четырнадцатого.

— Ясно. — Я оценила его старания и украдкой улыбнулась. — А что в ней держали, не знаете?

— Вино, насколько я понимаю. — Егор подошел поближе. — В Средние века ни один уважающий себя рыцарь, герцог или граф не пил воды. Это считалось уделом простолюдинов. Так что черпали вот таким ковшом, — он показал на вытесанный из цельного куска дерева старинный ковш, висевший рядом, — прямо из бочки, чтобы утолить жажду.

— А дамы? — заинтересовалась я.

— А дамы, думаю, не отставали, — неуверенно предположил он. — Иначе в те времена вряд ли можно было выжить — холодно, как в склепе, мужики кругом дикие: то в пояс верности норовят заковать, то еще чего удумают.

— Да? — черт меня дернул развернуть эту тему. Точнее, не черт, а веселый бесшабашный бес, появившийся вдруг внутри. — А вы, Егор, что против пояса верности имеете?

— Ну, как бы вам объяснить, — он, засмущавшись, старался смотреть куда-то поверх моей головы, — во-первых, негигиенично. Во-вторых, за пару дней ношения обеспечены кровавые потертости и мозоли: он же из железа. А там рукой подать и до заражения крови…

— Егор! — я торопливо прервала его, пожалев о глупом вопросе. Прозвучали эти разъяснения отнюдь не романтично. — Откуда такие подробности?

— Читать люблю, — пожал он плечами. — Кстати, в наше время пояса верности делают из нержавеющей стали. Их китаянки в Индонезии надевают, выходя из дома, чтобы не изнасиловали: там к китайцам коренное население относится враждебно. Всякое может произойти.

— Понятно. — Я решила свернуть эту «светскую беседу» и, по привычке язвить в адрес подчиненных при малейшем удобном случае, отчитала сотрудника менторским тоном: — Вы бы лучше теорией продаж занялись, чем читать всякую муть. Больше пользы бы было от вашей работы.

Егор пропустил замечание мимо ушей. Видимо, прекрасно понимал, что из-за пустяков не стоит со мною ссориться. Что ж, это делает ему честь. А может, маркетинговые и коммерческие заморочки его в принципе не очень интересуют и он не собирается этого скрывать? Тогда с его стороны такое поведение — форменное хамство. Поразмышляв об этом пару минут, я так и не определилась с выводами, махнув на них рукой, и мы отправились в глубь замка.

По бесконечным комнатам и коридорам мы бродили так долго, что у меня в результате даже ноги заболели. Ну, конечно — зачем было босоножки надевать? Подумаешь, в кроссовках не стильно, зато удобно! Нет ведь, даже на отдыхе думаю об имидже деловой леди. Смешно мы, наверное, смотримся с Егором — он весь такой неформальный, а я — как на прием к президенту. Хотя… В Европе давно никто на подобные глупости внимания не обращает.

На следующих этажах, куда я проковыляла на своих бедных усталых ножках, расположились комнаты рыцарей и спальни для гостей, а самые впечатляющие залы — Кайзеровский зал, Оружейный зал и Лотарингская комната — разместились с западной стороны. Я даже забыла о своих ногах — такой завораживающе-красивой была обстановка — и погрузилась в умело воспроизведенную художниками средневековую атмосферу.

Кайзеровский зал предназначался для торжеств: внушительных размеров стол и стулья посреди огромной комнаты, украшенной рыцарскими доспехами. А еще — мощная, свисающая с потолка на толстой цепи замысловатая люстра, сделанная, как мне показалось, из костей каких-то животных. В Оружейном зале вдоль стен тянулись стенды с доспехами и холодным оружием — копьями, мечами, арбалетами. Рукоятки копий были потерты, лезвия мечей — в зазубринах. Оружие было самым что ни на есть настоящим, не раз побывавшим в сражениях. Я вспомнила девушку из Музея Эльзаса, которая говорила о том, что у них дома хранится целая коллекция оружия, принадлежавшего предкам. Возможно, и эти экземпляры также были куплены для украшения замка в домах бережливых жителей Эльзаса. А в Лотарингской комнате под потолком, над самым столом, висел дракон. Как сообщил Егор, заглянув в брошюрку, — дракон Граули из немецкого фольклора. Кажется, Граули был мастерски вырублен из дерева: огромный мускулистый хвост, тонкие перепончатые крылья, прижатые к животу когтистые лапы и мудрые зеленые глаза. Ощущение было таким, словно это был и вправду некогда живой, а теперь вот засушенный и подвешенный на крюк крылатый зверь.