Я приведу простой пример: кубинцы после кубинской революции побежали в Штаты, во Флориду. Американцы сначала сопротивлялись этому, потому что их было много. Но потом, когда поняли, что их совсем много, пустили их в Америку, дали грин-карты, сказали: хорошо, вы теперь американцы, идите и работайте. Я представляю себе ситуацию, если бы афганцы массово повалили бы в Россию. Конечно, вначале сильно бы сопротивлялись, но, когда поняли, что их миллион или больше, впустили бы и создали автономную афганскую республику.

Для меня самый главный Учитель – Иисус Христос. Если человек однажды почувствовал в себе что-то, что сложно объяснить рационально, а потом прочитал Библию, а некоторым это удалось сделать в раннем возрасте, то понятно, что после почти неинтересно все, что читаешь с точки зрения знания. Конечно, интересно читать с точки зрения звука, языка, точно так же, как интересно слушать Моцарта, Баха, Бэнера. Это просто разная музыка, ощущения, точно не знания. Но когда все эти ощущения переведены в знания и опять эти знания сразу переводятся в ощущения, то становится скучно читать все остальное.

Самым главным философским завоеванием, самой главной философской мыслью человечества является понимание того, что Бог един. Именно это представление и позволяет говорить о единых законах, которые правят миром. Например, в язычестве есть бог воды, бог луны, бог солнца – значит, есть отдельные законы для воды, отдельные законы для солнца, поэтому нет места никакому научному знанию. И только понимание того, что Бог един, позволило жить в сегодняшнем мире; понимание, что одни и те же законы правят миром в целом. Моисей обучал Десяти заповедям своих людей, а Иисус Христос говорил о том, что мы с ними рождаемся, а не узнаем после. Это как биология до Менделя и после него. До Менделя передаваемые признаки считались приобретаемыми, а после Менделя это уже рассматривалось как структура наследственности. Вот и мы теперь, можно сказать, рождаемся с геном веры. Он может проявляться или не проявляться, это другой вопрос. Но мы с этим рождаемся, рождается, чтобы не убивать, не красть. Мы несем это в себе, этому не нужно учить. Это часть нас.

Все человечество – единый организм и в пространстве, и во времени. И то, что отдельные элементы этого организма грешат, не является еще опровержением основ, а ровно наоборот. Ведь мы пришли сюда, чтобы страдать. А почему страдать? Мы ведь несовершенны, и мы вынуждены совершенствоваться. Я уверен, что не было бы никакого счастья без страдания. Тут все логично. Потому что рациональное и эмоциональное – это два разных мира. Я не могу объяснить, почему я не хочу убивать, почему я не хочу красть. Я только ощущаю, что это не по мне. Другое дело, что, может быть, с точки зрения других, я не следую этому. Но для себя я всегда имею объяснение, а это для меня самое главное, поскольку всё, что мы делаем в жизни, – всё без исключения – мы делаем для себя. А хорошо ли другим или плохо – это уже следствие. И поэтому когда мы говорим, что «я это делаю для ребенка» – это полная чушь. Человек все равно всё делает для себя. Я так делаю потому, что понимаю, что по-другому поступить не могу, поскольку, если я поступлю по-другому, мне будет плохо. И конечно, если сегодня мне скажут: «Ты или твой ребенок пойдет на эшафот», я, ни одной секунды не задумываясь, скажу: «Конечно же я». Я должен пойти на эшафот потому, что, если я поступлю иначе, после этого для меня – не жизнь. Получается, что опять я думаю прежде всего о себе. Другое дело, что часто, думая о себе и совершая что-то во благо собственное, мы одновременно совершаем это во благо других. От чего мы тоже можем получать либо удовлетворение, либо наоборот. Плохой человек печалится, если кому-то доставил удовольствие. Но тем не менее – все это только через себя.

Любое чувство сложно поддается определению. Например, что такое счастье? Я сегодня могу определить счастье только через отрицание того, что такое страдание. Они не то чтобы противоположны, а связаны. Только через страдание есть счастье.

Есть динамика изменения системы внешних ограничений и внутренних, и чем больше человек принимает внутренних ограничений, тем меньше должна быть система внешних ограничений. Единственным критерием правильности построения системы внешних ограничений является то, возникает хаос или нет. Когда мы гарантированы от хаоса, система внешних ограничений должна быть минимальной, чтобы была максимальная возможность самореализации.

В каждой науке есть аксиоматика. Аксиоматика – это то, что недоказываемо. Это и есть самое главное достижение любого ученого – ощущения, сформулированные в аксиому. Вот, например, Евклид сказал: «Ага, вот есть трехмерное пространство, и для того, чтобы все знать о нем, необходимо и достаточно пять аксиом, пять! Больше не надо, и меньше нельзя. А дальше я всё выведу, что в любом треугольнике сумма углов равна 180 градусам, и т. д.». Вот это гениально совершенно! Или как Ньютон сказал: «Три закона, а дальше мы можем все что угодно определить, построить любую конструкцию механическую, а всего нужно знать три закона, лежащие в основе, каждый из которых отдельно ненаблюдаем вообще в чистом виде». Абсолютно гениально!

Десять заповедей… Не важно, как их много. Важно, что есть конечный и очень органичный набор ограничений, которые определяют все остальные. Это было главное послание Бога. Он сказал: «Запомните и следуйте им». Уже потом «по газонам не ходить», «не плевать» и т. д.

Над всеми этими аспектами я стал задумываться уже тогда, когда принял православие. Я абсолютно понимаю отличие веры, которая позволяет общаться с Богом напрямую, и веры, которая требует посредника между тобой и Богом. И тем не менее я считаю, что это не исключает самого главного, что составляет смысл христианства, и не только христианства, – это особая ответственность в восприятии добровольно принимаемых ограничений. Вера – это признание и добровольное приятие ограничений, что достижимо только в пределе и недостижимо в жизни одного человека. В конечном счете именно эти ограничения и были трансформированы в морально-этические нормы советских людей. Но именно эти ограничения, не какие-либо другие.

В Библии, в Ветхом и Новом Завете содержатся основополагающие идеи свободы человека. Еще прежде Иисуса Христа это пытался обозначить Моисей. Десять заповедей, которые Моисей услышал от Бога, те же самые, о которых говорил Иисус Христос, но совершенно в другом гносеологическом аспекте. Ну конечно, идеал никогда не достижим. На практике не может существовать ни идеальное общество, ни идеальный человек. Очень важно обозначение того, к чему нужно стремиться. И мне кажется, что, как следствие произошедшей революции в России, люди потеряли ориентиры добра и зла, что подлость становится нормой современной морали. Но я тем не менее считаю, что Россия может сформулировать ясные стратегические цели и православие, более чем что-либо другое в России, в состоянии помочь эти правильные ориентиры определить.

Именно поэтому я придаю такое огромное значение возрождению веры. При этом очень важно, чтобы это происходило не при помощи государства, не с его участием или каким-то вмешательством, поскольку идеалы свободы – в душе каждого с рождения. И поэтому единственная помощь, которую может оказать государство, – это просто не мешать. Любое вмешательство здесь губительно.