Рассуждая о преступлениях В.Ф. Рябоконя, следует помнить, что любой герой Гражданской войны далеко не безгрешен, о чем пропаганда старательно умалчивала. Скажем, Ваня Кочубей, гулявший по Кубани непременно со сковородой, притороченной к седлу, поскольку очень любил яичницу, яешню, обходился с офицерами, своими соотечественниками, далеко не гуманно.

Он, говорят, гвоздями прибивал им погоны к плечам. Сколько звездочек на погоне, столько и гвоздей…

Несмотря на опыт страшного двадцатого века, все еще преобладает представление, что всякая революционность есть явление благое и исключительно положительное, имеющее целью перераспределение благ и установление справедливости. Между тем всякое революционное движение — прежде всего духовно-мировоззренческий и психологический феномен. Ведь неслучайно оно обязательно атеистично по самой своей сути. Это, прежде всего, бунт против Бога, а не против каких-то житейских несправедливостей. И этим все определяется. Низвержение Бога и неизбежное в связи с этим умаление человека под демагогическими лозунгами о его возвеличивании — вот цель и результат всякого революционного действа, не всегда осознаваемого, и, как правило, не осознаваемого самими его участниками. А снизвергающий Бога, как известно, выступает и против народа. То есть предполагается условие, при котором никакие декларируемые социальные проблемы не могут быть разрешены и достигнуты. Ведь замечено, что всякие революции свершаются от избытка, а не от недостатка, то есть от благополучия жизни, а не от ее оскудения. Оголтелая демагогическая пропаганда тут не в счет.

А разделение революционеров на своих и не своих, на российских и иноверных, наметившееся запоздало в последнее время — есть неудавшаяся попытка осмыслить происходившее и происходящее в российской жизни, есть интеллектуальный срыв и неспособность постичь те изменения, которые происходят в ходе революционной ломки и после нее. Всякая революция — ломает и только. Спасение, созидание, умиротворение приходят с другой стороны, а не вместе с ней, как, к сожалению, думают многие и многие по-своему честные люди, ввергнутые в этот революционный и исторический процесс. Но ломая, она тем самым заставляет пробуждаться народные силы, которые ее и преодолевают. Но эти, просыпающиеся народные силы, провоцируемые революционной ломкой, нельзя считать непременным условием революции. Да, Россия в советский период пережила мощный подъем, выиграла войну с передовым, просвещенным Западом. Но благодаря этой идеологии или несмотря на нее — вот вопрос, на который нам теперь предстоит ответить честно. Да и жила ли когда Россия по марксовому манифесту? Конечно нет. Но как в этом разобраться человеку, если радикальная, безжалостная революционность совершалась именем советской власти и ее же именем совершалось уже более позднее государственное и народное строительство… В этих простых понятиях беспросветно блуждает пока русское самосознание.

Тут есть обстоятельство и чисто психологического порядка, перешагнуть и постичь которое пока трудно. Сегодня уже мало кто сомневается в том, что советский период был уникальным явлением в истории России. Но тот советский строй семидесятых годов, на которые пришлось детство и юность нынешнего, наиболее активного поколения, сложился таковым не сразу. Он формировался трудно и болезненно. Иначе и быть не могло в развязанном революционном хаосе, атеизме и беззаконии. Шло мучительное перерождение революционности, медленное вытеснение из власти наиболее ее отъявленных невменяемых радикалов. Но как в двадцатые годы, так и в семидесятые, все свершалось в стране именем советской власти, хотя в тот и последующий периоды — это были разные власти и разные уклады жизни… И теперь люди, отстаивая уклад жизни, рухнувший в «демократическую» революцию наших дней, как бы вынуждены защищать и тот радикальный, революционный, беспощадный период двадцатых годов, и тот геноцид народа, который тогда творился… Такой подход, как понятно, не отвечает на вопрос о том, почему же этот уникальный строй все-таки рухнул? Такой формальный подход исключает и ответ на вопрос: а что же все-таки должно сформироваться в результате нынешнего безвременья и беззакония? Какой уклад жизни? Ясно, что по такому представлению Василий Федорович Рябоконь есть бандит и не более того. Это ностальгическая позиция, ортодоксальных защитников лишь советской власти, а не многовековой России.

Затуманенные идеологией, они не могут найти в себе силы, чтобы признаться: то, что, в конце концов, сложилось в России после столь долгой борьбы, мало что общего имело и с марксо-вой, и с ленинской революционной ортодоксией. Но удержание этой идеологической ортодоксии в совершенно несоответствующей ей реальной жизни, в конце концов, и привело к краху советской власти, ибо без осмысления человеческой жизни не бывает…

Да и странно же в самом деле в качестве основной государственной идеи десятилетиями целыми проповедовать «революционные ценности», под которыми можно понимать все, что угодно, а не «национальные интересы», как это принято во всем мире. Такая «идеология», в конце концов, не могла не разорвать государство. И она его разорвала…

Нынешние революционеры, на сей раз уже «демократические», вроде бы отстраняясь от своих идеологических предшественников, но на деле являясь их прилежными последователями и генетическими наследниками, проповедуют «демократические ценности», но опять-таки не национальные интересы, то есть не интересы государственные и народные.

Убедившись в том, что никто не станет защищать моего героя, и узнав, что он до сих пор не реабилитирован и его почему-то не коснулся даже закон о реабилитации 1991 года, предусматривающий вроде бы примирение старой русской распри, я решил восстановить справедливость, подав заявление о его реабилитации.

Прокуратура Краснодарского края, рассмотрев дело 20 мая 2002 года, в реабилитации В.Ф. Рябоконя отказала по причине того, что он был-де осужден за общеуголовное преступление. Президиум Краснодарского краевого суда 30 мая того же года постановил: признать Рябоконя В.Ф. обоснованно осужденным и не подлежащим реабилитации. И тогда я обратился в Верховный суд, попытавшись выдвинуть лишенные идеологизирован-ности аргументы, придав им не столько исторический, сколько историософичный смысл и значение.

К сожалению, с болью и грустью приходится признать, что на революционные события в России, начавшиеся в начале прошлого века и продолжающиеся до сего дня, в общественном сознании нет целостного взгляда на то основное явление, которое и определило нашу жизнь.

Примирения, предпринятого в наши дни, не вышло, так как оно было в своем замысле лукавым. Его цель — не благоустройство жизни, но дальнейшее разобщение людей, теперь уже на иных, подчас прямо противоположных идеях. Даже не были определены, так сказать, субъекты примирения. Ведь оно, примирение, если и могло происходить, то не между красными и белыми, не между этими противостоявшими станами, образовавшимися уже как следствие неких духовно-мировоззренческих процессов, но между особым типом людей, именующих себя революционерами, нарушающими законы бытия, входящими в этот мир, говоря евангельскими словами, широкими вратами, теми, кто организовал погром страны, и собственно народом, жизнь которого они не известно по какому праву вознамерились переделать…