И вовремя отползла.

Палач, что пристроился рубить мне голову, выронил топор (слава богу, не на меня), а сам отправился в обморок.

Ого!

Это кто же напугал грозных мужиков? Они ведь даже от вида настоящего чёрта не грохнулись в обморок.

Ответ пришёл от самих присутствующих. В громком шёпоте я ощутила неприкрытый страх. Даже не страх, а священный ужас. А вот что люди говорили.

— Могущественный тёмный маг… Повелитель стихий… Первый меч империи… Очень влиятельный и очень богатый… Сам явился на суд ведьмы… Что же будет?..

— Лэрд Вейнер? — прохрипел, словно перед смертью длинноносый судья. Даже за сердце схватился. — Что… что это значит?

Великий и ужасный Лэрд Вейнер, о котором и шла речь, прислонившись к стене у входной двери, с надменной иронией смотрел на судей.

Его поза и выражение лица словно давали понять, что мужчина не испытывает никакого уважения к этим людям, их должностям и «заслугам».

Я не смогла отвезти от него взгляд.

Мужчина был одет весь в чёрное.

Чёрные волосы до плеч блестели и отливали синевой.

У него было хищное лицо. Не сказать, что мой спаситель был красивым мужчиной, но сила, исходящая от него, уверенность и даже злость делали его похожим на дикого и очень опасного зверя.

Его спокойный, но острый взгляд был направлен на притихших и побледневших судей.

Плотно сжатые губы являли собой явный признак недовольства.

— Что это значит? — переспросил он с сухой издевкой.

Потом отлепился от стены, щёлкнул длинными сильными пальцами и в его руке появился свёрнутый в трубочку, перевязанный лентой и запечатанный сургучом, коричневый документ.

Мужчина отправил документ в полёт прямиком на стол перед судьями.

— Согласно документу, подписанному императором, госпожа Нуар освобождается от любой ответственности и переходит под мою личную опеку. Можете ознакомиться с содержимым. Если возникнут вопросы — адресуйте их императору.

«Бульдог» сломал печать, стянул ленту и дрожащими пальцами развернул документ. Пробежался взглядом по тексту и натуральным образом закряхтел, схватился за воротник, который вдруг стал ему тесен, а потом и вовсе отправился в обморок — с жутким грохотом сверзился с кресла, только ноги сверкнули, и никто не побежал ему помогать.

Второй судья взял документ двумя пальцами, точно это была гадюка, тоже прочитал и нервно сглотнув, замахал приставам со словами:

— Немедленно освободить! Кандалы снять! И кыш все отсюда! Кыш! Заседание закрыто!

Стукнул молотком и бегом-бегом помчался прочь через запасной ход, навсегда позабыв о своём коллеге.

Народ, сидевший всё это время тише воды, ниже травы, так и остался притихшим. Лишь взирал на моё освобождение круглыми глазами.

Я не сдержалась и просияла, адресовав победную улыбку палачам, когда мои руки вновь оказались свободными от противных кандалов и цепей, показала всем совсем некультурный жест. Интересно, средний палец здесь тоже что-то да значит?

Доковыляла до спасителя, схватила его за руку, затрясла и простуженным голосом затараторила:

— Я вам очень-очень благодарна! Вы не представляете, что произошло на само деле! Я вам всё-всё расскажу!

Мужчина выдернул из моих ладошек свою руку и абсолютно равнодушным, но приказным тоном бросил:

— Следуй за мной.

Шмыгая носом и вытирая сопли рукавом (простите, ни платков, ни капель от насморка у меня нет), я улыбалась во все тридцать два зуба, ощущая себя так, будто выиграла в лотерею.

Когда мы оказались снаружи зала заседания, там сразу грянул грохот — народ заголосил, бурно обсуждая произошедшее событие.

Наверное, на всю жизнь хватит им сплетен об Эвелине Нуар.

— Ты уже не в кандалах, — вдруг заговорил мой спаситель. — Излечи себя. Слушать твоё шмыганье и горячее дыхание нет никакого желания.

Я даже с шага сбилась. Как он себе это представляет.

— Обеспечьте меня противовирусным, куриным бульоном, тёплой постелью и я за дней десять поправлюсь.

Мужчина не замедлив шаг, лишь бросил:

— Не смешно.

— Мне тоже, — сказала на полном серьёзе. — Мне кажется, к простуде, я скоро ещё цистит заполучу. Ноги-то босые…

* * *

Мои слова остались без внимания.

Хотелось много приятного сказать в адрес спасителя, но прикусила язык. Спасибо, что хоть от суда и казни избавил, а то терять голову как-то жалко, привыкла я к ней.

Оказавшись на улице, невольно улыбнулась.

Несмотря на недоразумение, случившееся со мной, я ощутила облегчение и капельку радости — хрупкие лучи солнца робко пробивались сквозь набежавшие кучные облака. Дул ветер — холодный, промозглый.

Когда меня везли на суд — солнце светило ярче и чуточку грело, а теперь — холодина.

Поёжилась и шмыгнула носом. Обняла себя руками и сжалась, стараясь сохранить драгоценное тепло.

С завистью посмотрела на своего спасителя и его чёрный плащ, который ему на выходе вручила охрана.

Плащ тёплый и вижу, что подбит мехом. А ещё он в хорошей обуви — кожа сапог мягкая, со стильной серебряной строчкой по голенищу и подошва видно, что удобная. Стильные такие сапоги, что и я бы не отказалась от этой модели только своего размера.

В общем, ему хорошо, тепло, а я в одном подранном платье и босая.

Да и есть уже не просто хочется, откровенно хочется жрать, о чём некультурно намекает бурчащий желудок.

А ещё хочется пить. Неплохо бы и помыться, потом надеть чистенькую пижамку, лечь в мягкую постельку, заснуть и вылечится от простуды. И без разницы в каком порядке. В идеале всё сразу.

Спаситель к моему огромному возмущению и удивлению не предложил мне ни шарфика, ни своего плащика, а про ноги так вообще молчу.

Хотя по законам жанра, мой герой должен взять меня на руки как самую драгоценную ношу, завернуть в сто слоёв тёплой одежды и со мной на руках умчаться в свои владения и его чёрные волосы красиво бы развевались по ветру…

В моём представлении, мы бы скакали на вороном жеребце, и я бы ощущала себя принцессой… И со мной на руках он вошёл бы в прекрасный дворец и объявил меня любовью всей своей жизни. Ну-у, любовь с первого взгляда ведь бывает?

Но этот тип явно не мой герой.

Слава богу, далеко идти не пришлось.

Спустились по ступеням к своего рода стоянке, где были «припаркованы» различного вида повозки — от телег до нереально крутых дилижансов, мужчина остановился у одного такого «крутого» блестящего дилижанса.

Передо мной усатый слуга с низким поклоном открыл двери, и мой спаситель пропустил меня первой и даже позволил сесть на мягкое сиденье, а не на пол.