котором было написано «Ной». Я сразу догадался, что это почерк Лорен. Буквы были красиво выведены шариковой ручкой, вместо дужки над «й» петелька, загибающаяся к «Н». Я осторожно забрал у старушки конверт, как будто это было нечто хрупкое и драгоценное.

– С-спасибо, – сказал я.

Мне не терпелось посмотреть, что внутри, но мадам Камон явно не собиралась пока что меня отпускать.

– На следующей неделе, – продолжала она своим сиплым голосом, – действуй чуть побыстрее. Медиатека закрывается с половины первого до двух.

Мне захотелось объяснить ей, что виноват не я (а мадам Лотрек с ее пачкой печенья, мсье Жансак с его самодельными хозтоварами, мисс Уиллоуби с ее английским акцентом и мсье Эрейра с его охотничьим ружьем), но я промолчал. Только кивнул, что должно было означать «угу, договорились», и направился к двери.

– И напоследок еще одно! – крикнула мне вслед мадам Камон, когда я уже стоял на пороге. – Когда мы с тобой на прошлой неделе разговаривали по телефону, тебя, помнится мне, звали Себастьеном… Не хочешь мне что-нибудь сказать об этом?

Я медленно повернул голову, пожал плечами и слегка улыбнулся.

– Н-ни малейшего п-понятия, – с невинным видом ответил я.

До перерыва оставалось минут десять, и люди начали выходить из библиотеки. Я слышал, как открывается турникет.

– Ной… – повторила она себе для памяти. – Ну, беги.

А потом, когда я уже выходил, мне показалось, что за облаком дыма на ее усталом лице мелькнула улыбка.

Выйдя на улицу, я открыл конверт. Он был маленьким, а лежавший внутри листок бумаги сложен вчетверо.

«Ной,

до чего глупо, я даже не знаю, куда тебе написать! Мне пришлось общаться со странной дамой у входа в библиотеку, она слегка смахивает на мумию.

Я только хотела тебе предложить – давай завтра утром встретимся на пляже (с той стороны, где киоск с мороженым и холодными напитками)? Мне хочется поплавать, искупаться в океане. А тебе? Какой ты счастливый, круглый год здесь живешь! Я бы на твоем месте, наверное, из воды не вылезала. Жду тебя начиная с девяти (не раньше, папа хочет, чтобы я непременно сходила с ним на рынок).

Целую тебя и говорю тебе мата асита! (по-японски это означает «до завтра»).

Лорен».

В нижнем правом углу она нарисовала плывущий по океану парусник. А под ним своим мелким почерком приписала еще три строчки:

Отрада лета

Наш мир мерцает подобно огоньку

На поверхности океана

Несколько секунд я простоял совершенно неподвижно, бессмысленно глядя в никуда. Мне казалось, что слова, написанные мелким четким почерком, снова проплывают у меня перед глазами. «Жду тебя», «целую», «Ной», «Лорен». Всё это звучало у меня в ушах чистейшей поэзией. Небо сияло. Птицы пели. Передо мной распахнулся новый мир.

– Мата асита! – победно крикнул я, идя через площадь к своему велосипеду.

Лорен сопровождала меня, как мелодия или запах – одновременно дурманящий и неуловимый. Мне казалось чудом, что такая девушка могла заинтересоваться таким, как я. Не так уж я умен. И не такой крутой, как Реми Мут. Мои родители небогаты, и я не то чтобы красавец. Не говоря уж о моем заикании.

На ходу я старался представить себе нашу завтрашнюю встречу. Я так и видел перед собой Лорен – сияющую, с голыми ногами и загорелой кожей, в том же черном купальнике, в котором она была на прошлой неделе. Я слышал, как она со мной разговаривает, ее голос звучал почти наяву. Она так свободно высказывалась, что меня это немного стесняло.

Я и надеялся на встречу, и опасался ее. Лорен была загадкой, и я не хотел, чтобы всё сорвалось. Мог ли я ей признаться, что до ужаса боюсь океана? Нет! Это было невозможно. Я покажусь ей ничтожеством. Хотя вообще-то девушкам такое нравится, разве нет? Сумрачный страдалец, сломленный жизнью и истерзанный страшной тайной, – я в миллиарде фильмов такое видел, и всегда это срабатывало.

Добравшись в своих рассуждениях до этого места, я аккуратно сложил листок и вернул его в конверт. Я уже дошел до затененной части площади и собирался ехать дальше. Убирая подпорку велосипеда, я внезапно почувствовал легкий холодок, машинально попытался стянуть поплотнее воротник своей кожаной куртки, но в руках ничего не оказалось. Я потянулся за рюкзаком, но…

Ой.

Не такое «ой», с какого начинается «ой, до чего интересно» или «ой, я просто обожаю клубничное мороженое». Нет.

«Ой», с которого начинается «ой, нет, только не это… я забыл свои вещи в кабинете мсье Эрейра!».

И куртка, и рюкзак остались там. Я в спешке позабыл их забрать – надо сказать, моя голова в то время была занята совсем другим. С ума сойти, до чего становишься рассеянным, когда на тебя направлено охотничье ружье!

Я мысленно вернулся в этот дом. Стопки книг. Длинные темные коридоры. Маленький кабинет с подписанной фотографией Роберта Р. Аддамса и старым номером «Пари-матч». Вот невезуха! Придется снова идти к этому ненормальному старику!

Такая необходимость меня, мягко говоря, не радовала. Но именно сейчас мне было на всё наплевать, потому что Лорен назначила мне свидание.

Завтра.

В девять часов.

А остальное – мелочи.

Дома я застал Адама с Гвендолин.

Гвендолин (или Гвен) была подружкой моего брата года три, не меньше. Она носила на длинных светлых волосах широкие повязки, которые делали ее до странности похожей на Бьерна Борга, знаменитого шведского теннисиста. Как и Адам, она в начале лета сдала экзамены на бакалавра. С той разницей, что она-то их сдала с отличием. Гвен решила еще на год остаться в Фижероле, чтобы помогать родителям, поработать с ними на заправке. Это была трудолюбивая и чувствительная девушка. Из тех, кто любит романтические телефильмы и зефирки, но при этом может запросто объяснить вам теорию относительности. Я радовался, что Адаму она встретилась, хотя, конечно, не показывал этого.

Я пошел к себе в комнату и завалился на кровать. Отсюда мне виден был большой постер «Рокки». Я с утра ничего не ел, но не особенно проголодался. На письменном столе валялись последний номер журнала по серфингу, роман Стивена Кинга, фигурка из «Звездных войн» и видеокассета с телесериалом «Кунг-фу».

Комната Адама была за стенкой, а стенки у нас такие, что каждый чих слышно, так что я слышал, как он разговаривает с Гвендолин.

– Я буду скучать по тебе, детка.

– И я тоже, детка. Но я буду звонить тебе каждый день.

– Обещаешь?

– Клянусь.

– Я тебя люблю, солнышко.

– И я тебя люблю, лапонька.