Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она говорила со страшной скоростью, и мне представился ураган. Казалось, устоять перед ней невозможно. Я вспомнил, что тропическим ураганам дают имена. Ураган Лорен. Вот что было передо мной.
– Короче, я вижу, что ты получил мою записку! – продолжала она. – Эта тетка в библиотеке… малость странная, да?
– Это мадам К-камон. Д-да, есть немного.
– Похоже, она тебя не знает. Когда я сказала ей, что ищу Ноя, она не поняла, о ком речь. Мне пришлось тебя описать: высокий, носит старомодные майки, а смотрит робко, как потерявшийся котенок.
На последних словах она сделала растроганное лицо, и я почувствовал, что начинаю краснеть.
– Она п-почему-то д-думала, что меня зовут Себастьен, – сказал я.
И постучал указательным пальцем по виску, как будто хотел прибавить: «Ну да, совсем умом тронулась».
На самом деле Лорен, скорее всего, сказала что-нибудь насчет моего заикания. Обычно меня описывают как «мальчика-заику». Но если и так, сейчас она об этом не упомянула, и я был ей благодарен.
Потом она рассказала, что ее родители развелись, когда ей было пять лет. Она весь год жила с мамой в Париже, кроме двух летних месяцев, которые традиционно проводила с отцом.
– Остальное время он в разъездах, – пояснила она. – Он профессиональный фотограф, работает на «Нэшнл джиографик».
Она произнесла это с ноткой гордости в голосе.
– А твои родители чем занимаются?
– Д-да они… – пробормотал я, ища способ переключить ее на что-нибудь другое.
Мой взгляд остановился на Жипе, и я тут же воскликнул:
– Ой, смотри! Жипе сейчас опять п-пойдет на т-т-эйк-оф!
Лорен повернулась лицом к океану, и я воспользовался этим, чтобы тайком полюбоваться изгибами ее спины и плеч.
– Потрясающе! – откликнулась она.
Жипе только что резко распрямился на доске, чтобы поймать следующую волну. Лорен вытащила из плетеной сумки фотоаппарат, который показался мне огромным.
– При таком освещении получится отличный снимок.
Она вскочила и принялась фотографировать Жипе с разных точек. Стоя. Присев на корточки. Припав к земле. И снова стоя. Каждый раз она подстраивала объектив и нажимала одну-две кнопки. Похоже, отлично в этом разбиралась. Я молча наблюдал. Рассматривал ее руки. Затылок. Вытянутые ноги.
– Это японский аппарат, – сказала она, закончив щелкать и повернувшись ко мне.
Пленка закончилась, и она тут же зарядила другую.
– Тебе нравится фотография?
Я объяснил, что не очень в этом разбираюсь. Весь мой опыт ограничивался полароидом, подаренным родителями на день рождения, когда мне исполнилось десять лет.
– Да это же проще простого! – возмутилась она. – Вот, смотри.
Сунула мне в руки свой фотоаппарат и предложила сделать снимок.
– Всё, что хочешь. Поддайся вдохновению.
Нет, такого быть не может! Она второй раз мне такое устроила.
– Т-только не это! – возразил я. – Уж лучше с-сочинять хайку.
Я сделал вид, что прочищаю горло, и принялся драматическим тоном декламировать:
Запах ветра в дю-у-унах
О, как море прекра-а-а-а-асно
Даже когда все в него писают
Лорен громко засмеялась. У нее был чудесный смех, она смеялась всем телом.
– Хватит валять дурака, иди сюда и посмотри! – настаивала она. – Ну, посмотри в видоискатель. Вот так. А теперь наведи аппарат на то, что ты хочешь снимать. Возьми в кадр ларек с напитками. Или тучи. Или песок. Что хочешь. Нет, только не меня. Поворачивая вот этот рычажок, ты фокусируешь. А здесь спускаешь затвор. Вот так. Перестань наводить на меня! Снимай лучше серфингистов. Пригнувшись к земле, ты усилишь ощущение глубины и в то же время вытянешь их силуэты. Именно это я только что и старалась сделать. Самое главное – свет. Посмотри на солнце. Что оно освещает. Не меня, сказано тебе!
Поздно. Я навел объектив на нее и спускал затвор, пока не закончилась пленка.
Всё утро мы провели вместе. Раньше я никогда так много времени не проводил с человеком моего или приблизительно моего возраста, если нас не заставляли это делать. Лорен была удивительной девушкой – живой, радостной, увлеченной. За прошедший учебный год она интересовалась греко-римской борьбой, иглоукалыванием, персидской литературой, астрономией, византийским искусством и садами Андре Ленотра. Ни о чём, вообще ни о чём из всего этого я совсем ничего не знал. Византийское искусство? Нет, вы серьезно?
– А потом мне хотелось бы стать актрисой, – поделилась она со мной.
И сделала такое лицо, как будто позировала.
– Точнее, театральной актрисой. Ты знаешь Шекспира? Это просто чудо! Бы-ы-ыть или не бы-ы-ыть!
Она приложила руку ко лбу, изображая трагедию, а потом озорно рассмеялась.
– Или фотографом, – прибавила она. – Папа показал некоторые профессиональные приемы, и мне это очень нравится. Во всяком случае, это не так уж сложно! А ты?
Лорен напоминала береговой ветер, сметающий всё на своем пути. У меня голова кругом шла, когда я ее слушал. И одновременно зародилась смутная догадка: а что, если эта склонность разбрасываться была прежде всего способом не показывать себя? Ее увлечения, интересы, причуды казались выставленными перед ней заграждениями.
– Ну так что? – снова спросила она.
– Я?
– Я хочу сказать – чем бы ты хотел заняться потом?
Я согнал мошку со щеки и задумался. Этот вопрос то и дело появлялся в моей жизни. И дома, и в школе все ко мне с этим приставали: что ты собираешься делать потом? Какую профессию выберешь? На кого будешь учиться? Где работать? Сколько хочешь получать? Правду сказать, я понятия обо всём этом не имел. Мне бы хотелось отвечать на это твердо и решительно, как Лорен: потом я стану писателем, и больше никем. Но я был недостаточно в себе уверен для того, чтобы идти по жизни с такой готовностью. Моя философия всегда заключалась в том, чтобы плыть по течению. Ведь то же самое сказал и Жипе, да? В конце концов всегда решают волны.
Жизнь, серфинг – одна и та же битва.
– Я п-п-пробую писать, – нерешительно пробормотал я.
И сам удивился тому, что произнес эти слова. Я впервые с кем-то делился своим желанием стать писателем. Как ни странно, я больше доверял Лорен, которую едва знал, чем одноклассникам, так сказать, школьным друзьям. Она ни разу не прошлась насчет моего заикания. Она не засмеялась, когда
