— Еще бы! Такую губку! Если б я не увидел тогда эту чудесную родинку, я бы пальцем не пошевельнул, чтобы спасти тебя от лошади!

Джей замахнулась на него вилкой.

— Грех смеяться над трагедией всей моей жизни! Из-за проклятого пятнышка я работаю больше, чем десять здоровых мужиков. Смотри, мужчина надевает костюм под цвет глаз и все спокойно наслаждаются его видом. А я надену платье посимпатичней, и тут же какой-нибудь пошляк норовит шлепнуть меня по заднице. Или обвинить в использовании сексуальности для защиты клиента. Когда мужчина выигрывает дело, все восхваляют его способности. Выиграю я, всегда найдется кому сказать, что я флиртовала с присяжными. Газеты обсуждают юридические доводы моих коллег-мужчин и… мою прическу. Думаешь, просто всю жизнь только и делать, что самоутверждаться?

— Мы все только этим и занимаемся, — сказал Люк, намазывая масло на оладью. — Возьми хоть меня. Я всю жизнь был задирой. Я бил мальчишек, у которых отцы служили в армии. Они меня ненавидели за то, что мой отец был офицером. А я доказывал, что я не тряпка. Потом я собрал банду таких же хулиганов, себе под стать. Доказывал, что круче отца. И по его стопам не пошел, хотя Вест-Пойнт по мне плакал.

— А теперь ты самоутверждаешься, укрощая меня. Устроил три недели войны с женщиной. Отец бы тобой гордился!

— Я тебя укрощаю? — Голос Люка даже захрипел, так сильно его удивили слова Джей. — О'Брайен, мы оба понимаем, что не одни угрозы заставили тебя приехать.

Люк пересел в кресло и сказал, потягиваясь:

— В один прекрасный день я пойму, зачем ты приехала.

— Но не для того, чтоб снова сойтись с тобой.

— Что? — Потрясение, написанное на его лице, даже польстило Джей. — Да я небо благодарил за то, что ты дала мне свободу! Я был счастлив весь последний год!

— Счастлив? — Она чуть не потеряла дар речи. — Так почему же ты не согласился на наши предложения?

— Я согласился бы, если б ты написала мне письмо с просьбой о разводе. Но, к несчастью, я увидел тебя. — Его глаза затуманились. — Несмотря на толпу на выставке, я увидел тебя сразу, как вошел. Пока я наблюдал за тобой, у меня в голове точно крутили кино про нас: я и ты в твоем доме год назад.

— Год назад… — повторила она, пытаясь освободиться от набежавших воспоминаний.

— Я даже сейчас словно вижу шелковые простыни, персиковые, как твоя кожа.

— Да электрическая кровать, — вспомнила она их старую шутку о простынях, которые все время электризовались из-за сухого воздуха.

— Я-то думал, что давно выкинул из головы все эти штучки, которые ты носила под уродливыми деловыми попонами. Но увидел тебя… — у него перехватило дыхание, — и снова захотел. Даже сильнее, чем раньше.

Сердце Джей бешено забилось. Люк хочет ее! Почему мысль о том, что она вызывает у Люка сильнейшее желание, доставляет ей острое наслаждение? Но и ужасает…

— Вот ты и сказал, зачем настаивал на моем приезде. Хочешь еще раз удовлетворить свои низменные потребности?

— Черт! — разозлился Люк. — Ничего подобного! Я согласен терпеть твое беспрерывное нытье целых три недели только для того, чтоб навсегда убить в себе воспоминания о твоем бледно-голубом белье! Когда я снова женюсь, моя жена не будет такой неженкой. И кожа у нее будет грубее, чем твоя. Она не будет носить все эти шелковые тряпки, но и не станет корчить из себя крутого парня! Она будет женщиной, настоящей женщиной! — Он остановился, затем продолжал, выделяя каждое слово: — Мягкой и уступчивой, когда нужно, и сильной, когда женщине полагается быть сильной. Такой женщиной, о каких ты и понятия не имеешь!

— О, я все знаю про таких женщин. Я знаю, какой она должна быть. Она прыгает к тебе в постель, стоит только поманить ее пальцем, потом выпрыгивает оттуда, чтобы приготовить тебе завтрак и постирать носки, и ждет, когда ты щелкнешь пальцами снова!

Люк щелкнул пальцами и в упор посмотрел на Джей. Она сверкнула на него глазами и не двинулась с места.

— Увы, — признал он, — ты действительно не похожа на женщину моей мечты.

Джей хмуро сидела в кабинете и смотрела на телефон. Она только что рассказала Бартону о ранчо, а он ответил, что ей стоило бы и самой догадаться, что человек с самообладанием, как у Люка, не может быть простым ковбоем. Джей посмотрела на стену и еще больше помрачнела: диплом об окончании Люком Ремингтоном Колорадского университета словно подсмеивался над ней. Она раньше не знала о такой пикантной подробности. Люк не счел нужным просветить ее на этот счет.

Джей обвела взглядом комнату и презрительно скривила губы на рога лося. Складывалось впечатление, что Люк наполнил свое жилище вещами с орегонской свалки или с распродажи старья. Дом определенно не в ее вкусе.

И кто эта таинственная Этель, содержащая домашний хлам в идеальной чистоте, и как ее занесло в дом к Люку?

— Миссис Ремингтон?

Джей оглянулась. У двери стояла Птаха, нервно теребя прядку гладких волос. Джей улыбнулась ей ободряюще.

— Зови меня просто Джей.

Робкая улыбка мелькнула на тоненьких губах Птахи.

— Джей — красивое имя. — Птаха шмыгнула носом.

— Мама назвала меня Джессика-Джулия и запретила сокращать мое имя. Как-то мы с братом Логаном вместе играли, а брат был еще маленький и произнести «Джессика-Джулия» он не мог, вот и превратил имя в «Джей». А потом все смирились, и мама тоже.

— А она не рассердилась?

— Братья имели над мамой такую власть, что она позволяла им абсолютно все.

— Эду понравилась бы… это… такая мать.

— Эду?

Птаха теребила оборку платья для беременных.

— Мой муж, Эдриан. Он уехал с Этель.

Ее лицо порозовело, она заговорила сбивчиво и быстро:

— Я испугалась. Не знаю, что делать. Этель… это… оставила номер сестры. Я… это… звонила, а она мне сказала, чтобы я сказала… это… Люку. А я не хочу… это… Люку говорить, потому что Люк мужчина. А Этель сказала, чтоб я о ребеночке подумала, а я вот подумала, может, вы… это… как женщина скажете все Люку вместо меня…

— Ничего не понимаю. Что сказать Люку?

Птаха подошла ближе к лампе, стоящей на столике. Ее лицо без косметики украшал огромный синяк, фиолетовые пятна, похожие на дактилоскопические отпечатки, покрывали шею Птахи. Джей сделала глубокий вдох и с шумом выдохнула. Даже самые возмущенные восклицания вряд ли помогут Птахе.

— Мужья не имеют права бить жен, — сказала она убежденно.

— Эд не хотел… это… мне больно делать. Я сама виновата. Я его все пилила за пьянку. Ему, правда, стыдно было назавтра. Мне точно не надо было это делать, а Этель сказала, что нельзя ему выходить из воды сухим, когда он так побил меня.

— Я думаю, Этель за тебя беспокоится.