Я попыталась проанализировать ситуацию, но мои размышления ни к чему не привели. Люк у моих ног открылся — моя смена пришла на пятнадцать минут раньше, чем следовало. На лестнице появился маленький надзиратель с заспанными глазами. Он сразу пожаловался на чертов мороз и расспросил меня о случившемся. Я кратко рассказала все, что видела, и поделилась своим философским наблюдением:

— Кто знал, что они теперь прячут ножи в снежках.

— Чертова зима, — кивнул он. — Ладно, иди пиши отчет и освободи мне башню.

Я спустилась вниз и прошла через туннель в административный корпус. Но вместо того чтобы заварить себе кофе, усесться за стол и приступить к отчету, я решила осмотреть место происшествия и вышла во двор.

Зэков здесь уже почти не было, зато двор заполнился офицерами охраны и гражданскими. Я заметила помощника начальника тюрьмы, юриста, врачей. Джоша нигде не было видно, вероятно, его увели в камеру вместе с другими заключенными. Спринтер, остановивший драку, все еще оставался во дворе. Надзиратели окружили его плотным кольцом и громко ругались. Я узнала в этом человеке «брата» Майка — священника, который работает у нас педагогом и проводит курс художественной терапии. Сразу вспомнила, как Джош рассказывал об этих занятиях — на них все очень хотели попасть.

Трое санитаров и смотритель Уоллес склонились над телом человека, напавшего на Кроули. Его лицо превратилось в кровавое месиво, а широкая грудь тяжело вздымалась, будто он задыхался. По долетающим до меня репликам я поняла, что это Лоуренс Элгин, один из «викингов» — так мы называем участников группировок белых расистов. Я, решив принести хоть какую-то пользу, стала осматриваться по сторонам и заметила Хромого — одноногого заключенного, с которым Кроули играл в снежки. Он все еще сидел на земле, и никто не обращал на него внимания. Его здоровая нога и протез были разведены в стороны. Из носа и ушей текла кровь, и я подумала, что Кроули мог нанести ему серьезные увечья, когда бил головой о землю. Когда я приблизилась, он широко улыбнулся.

— Привет! — Он показал на красный снег у себя между ног: — Кажется, у меня пришли месячные.

Подобные шутки часто отпускаются в моем присутствии, ведь я женщина в доме, полном мужчин, поэтому я решила, как всегда, проигнорировать замечание.

Делать мне было абсолютно нечего, и я не могла найти повод оставаться во дворе. И все же я не спешила покинуть по место. Бродила по двору и вдруг заметила на примятом снегу зубную щетку, забрызганную кровью, и красное пятно под ней. Я наклонилась и осторожно взяла ее двумя пальцами, держа рукояткой вверх. Щетина на ней истерлась or длительного использования, но рукоятка была изогнута и заточена, превратившись в смертоносное острие.

— Смотритель Уоллес! — крикнула м. Мне хотелось показать ему, что я нашла оружие.

Санитары перекатили тяжелую тушу Элгина в брезентовые носилки и унесли. Уоллес не пошел за ними, но, вместо того чтобы подойти ко мне, присоединился к надзирателям, окружившим брата Майка. Разговор шел на повышенных тонах, пока не вмешался смотритель Уоллес. В его присутствии все тут же умолкли.

Мои ноги стали затекать и болеть от долгого сидения на корточках. Наконец Уоллес подошел ко мне. Я показала находку.

— Оставьте это для полицейских. — заявил он, имея в виду тюремную полицию, которая расследовала преступления, совершенные заключенными. — Вы были на дежурстве, когда все произошло?

— Наблюдала с юго-восточной башни.

— Решили прогуляться здесь после смены? — спросил он. — Но я не помню, чтобы сюда вызывали отряд быстрого реагирования.

Несмотря на колкое замечание в свой адрес, я прекрасно знала, что ничего не нарушила. Во двор вышли другие надзиратели и присоединились к своим товарищам. Уоллес всегда был против подобного поведения. Он считал, что офицеры охраны не должны отвлекаться на подобные инциденты: не исключено, их подстраивают специально, чтобы отвлечь от более важных, заранее спланированных действий. Но надзиратели любят собираться группами, для них это естественно. С одной стороны, мы — обычные зеваки, но вместе с тем нами руководит инстинкт самосохранения. Что бы нас ни ожидало, мы всегда должны быть начеку и стараться держаться имеете.

— Нет, сэр, — ответила я.

Вот так. Никакой похвалы за то, что я нашла нож, никакой благодарности, что не позволила, чтобы его растоптали санитары или замело снегом.

Он встал, мрачно осмотрелся по сторонам, не скрывая разочарования.

— Уведите отсюда брата Майка, — приказал он, призывая меня сделать хоть что-нибудь полезное.

— Есть, — ответила я.

Я встала и направилась к группе линчевателей. На фоне надзирателей в форме брат Майк казался маленьким в своем вязаном свитере. Я не часто общалась с гражданскими, но и не всегда соглашалась с офицерами охраны, если речь шла только о солидарности. Я понимала, что брат Майк превысил полномочия и с этой точки зрения заслужил возмущенные высказывания в свой адрес. Еще бы: он без предупреждения вмешался в опасную ситуацию, повлиял на ход драки и мог спровоцировать новую потасовку. Но на самом деле это была полнейшая чушь, коллективная попытка прикрыть свои задницы. Брат Майк не нарушил их тщательно спланированную политику невмешательства, он просто утер им нос, проявил мужество, которого недоставало остальным.

Я решила прекратить все это и резким тоном заявила, что должна препроводить брата Майка в офис смотрителя Уоллеса. Схватив его за локоть, заявила коллегам, что свой праведный гнев они смогут излить позднее. Я повела парня через двор как арестованного. Зайдя с ним внутрь корпуса, стала сбивать снег с ботинок, поглядывая на брата Майка. Небольшая седая бородка и коротко стриженные волосы. Кожа на лице и лбу сморщенная и обветренная. Когда бежал по двору к Кроули, он показался мне таким энергичным, таким ловким и целеустремленным, но сейчас выглядел старым и безучастным.

— Как вы себя чувствуете? — спросила я. — Ничего не болит? Вы не ранены? — Я видела, как он выкрутил руку Кроули и прижал его к земле. Он мог растянуть или повредить себе связки.

Но брат Майк развеял мои опасения:

— Если что и пострадало, так это мои уши от грубой брани.

Я всегда испытывала симпатию к пожилым людям, которые стараются оставаться энергичными и бодрыми, несмотря на возраст. Но мои коллеги обошлись с ним сегодня достаточно грубо, и я не сомневалась, что они выльют на него еще прилично грязи и долгое время он будет для них чем-то вроде козла отпущения. Поэтому мне хотелось побыстрее отделаться от него, пока никто не заметил, что мы ведем дружеский разговор, тем более что обида еще слишком свежа.

— Идите, вам нужно согреться. А мне еще предстоит писать отчет и заканчивать дежурство.

Он даже не двинулся с места. Удивился, что отпускаю его.

— Разве вы не собирались отвести меня к смотрителю?

Он что, оглох, и мне надо все повторить?

— Я уверена, позднее он поговорит с вами, если захочет.