– Что? – Вера удивленно вытаращилась на незнакомца. – Вы что, не в своем уме? То есть, конечно, спасибо, что ухаживали за мной, я вам очень благодарна…

– Из спасибо шубу не сошьешь! – рявкнул мужик. – Слышишь, корова мычит?

Из-за стены и впрямь раздавалось возмущенное мычание недоеной коровы.

Вера подумала, что она бредит. Это не ее жизнь! Все это происходит не с ней!

– Но я… я ни разу в жизни не доила корову! – воскликнула она, чтобы поставить на место этого сумасшедшего. – У меня ничего не получится!

– Научишься! Я покажу!

Вера встала с постели. Голова еще кружилась, и она взялась рукой за спинку кровати. Переведя дыхание, попыталась еще раз достучаться до этого странного человека:

– Послушайте, я еще раз благодарю вас за уход, за гостеприимство, но мне нужно вернуться домой. Где здесь ближайшая станция?

– Вот как? – Мужик осклабился. – Домой захотела? Может, тебя еще подвезти до станции?

– Конечно, это было бы хорошо. – Вера вымученно улыбнулась. – Я понимаю, что это стоит денег… и вообще я вам должна за уход и проживание…

– Хорошо, что понимаешь!

– Вы не беспокойтесь, я заплачу… – Вера вспомнила, что кошелек у нее украли еще в поезде, и поспешно добавила: – Я пришлю вам денег, как только доберусь до дома…

– Ага, ты меня совсем за дурака держишь! – Мужчина набычился, взглянул на нее исподлобья. – Все, хватит болтать! Иди в хлев!

– Постойте! – жалким, неуверенным голосом перебила его Вера. – Постойте! Как вас зовут?

– Ну, допустим, Федор!

– Так вот, Федор, я обязательно пришлю вам денег, как только приеду домой!

– Ну все, ты меня достала! – Мужчина двинулся к ней, грозно сдвинув брови. – Ты, похоже, совсем с рельсов съехала, но я тебя быстро обратно поставлю!

Он выдернул из штанов ремень, ухватил его поудобнее и замахнулся на Веру.

– А ну в хлев! Корову доить!

– Да вы что?! – взвизгнула Вера, отскочив в угол. – Вы и правда сумасшедший? Я сейчас же уйду, хоть пешком!

– Никуда ты не уйдешь! – Федор отрезал ей путь к двери и надвигался неотвратимо. – Никуда ты не денешься!

– Это почему же?

– А вот сейчас я тебе все объясню, Вера.

Она хотела спросить, откуда он знает ее имя, но тут же поняла, да он и сам ей все быстро растолковал:

– Во-первых, твой паспорт у меня, а без паспорта ты никуда не денешься…

– Мы не в Сибири и не на Камчатке! На попутках до города доберусь, а там в милиции заявлю, что у меня паспорт украли!

– Ага, в милиции! – Федор снова нехорошо ухмыльнулся. – Не пойдешь ты ни в какую милицию!

– Это почему же? – Вера попыталась придать своему голосу уверенность и твердость, но почувствовала под ногами зыбкую почву и испуганно замолчала.

– Это потому, что на тебе мокрое дело висит! – довольным тоном проговорил Федор. – Ты покуда здесь валялась, то и дело повторяла про какую-то Лидию да про лужу крови… и не считай меня за дурака – с чего бы тебе ночью из поезда прыгать, ежели ты не в бегах? Так что никуда ты не денешься! А чтобы все до тебя быстрее дошло – придется тебя поучить по-нашему, по-простому! – Он толкнул ее на койку, задрал подол и несколько раз как следует приложил ремнем.

И с этого дня началась ее ужасная жизнь.

Вера вставала ни свет ни заря, доила корову, готовила Федору завтрак, работала в огороде. Поначалу у нее все получалось из рук вон плохо, но Федор бил ее за каждый промах, и она понемногу освоила нехитрую деревенскую работу.

Когда как-то вечером он залез в ее постель, Вера попыталась отбиться, едва не теряя сознание от отвращения. Федор лез напролом, дыша на нее застарелым перегаром, она дергала его за волосы, молотила кулаками по лицу, понимая в душе, что ничего не поможет, но не могла покориться, такое он внушал ей отвращение. От ее сопротивления он тихо зверел и бил все сильнее, тогда она укусила его в плечо – сильно, до крови, так что зубам стало больно.

– Ах, ты… – вскрикнул Федор и отшатнулся.

Она успела только перевести дух, как он снова появился с ножом в руках.

– Щас всю рожу перережу! – взвыл он дурным голосом и взмахнул ножом.

Она успела закрыться, и он полоснул по запястью. От вида собственной крови она не потеряла сознание, но так ослабела, что не могла больше сопротивляться. Федор взял ее, не применяя больше силу.

На следующее утро она едва смогла встать, до того сильно он избил ее. От того случая на руке у нее остался шрам, а в душе – стойкая мутная ненависть. С того вечера она поняла, что сопротивляться бесполезно, и терпела его, сжав зубы.

К Федору время от времени заезжали какие-то подозрительные люди, он разговаривал с ними вполголоса, потом прятал в подвале мешки и ящики. Как-то приехал толстый красномордый милиционер на мотоцикле с коляской. Федор называл его кумом, они пили до самого утра мутный вонючий самогон. Утром, когда милиционер уехал, Федор самодовольно заявил:

– Видела, где у меня милиция? Так что гляди, Верка, будешь выкобениваться – расскажу Кузьмичу про твою Лидию. Ты ведь наверняка в розыске, по убийствам дела долго не закрывают, так что загремишь на зону… ты на зоне не была, не знаешь, что это такое! Там из тебя дурь быстро выбьют! А если надумаешь от меня сбежать – далеко не уйдешь, тебя ко мне же вернут, и уж тогда я тебя так излупцую – век помнить будешь!

И тогда Вера поняла, что эта ее новая жизнь навсегда. Да и была ли когда-то другая?

Копая огород или доя корову, она иногда замирала на мгновение и пыталась вспомнить – кем она была прежде. Да и была ли когда-то та, прежняя, жизнь? Работа в банке, хорошо одетые, уверенные, обеспеченные люди, дорогие рестораны – все это казалось теперь Вере нереальным, фантастическим вымыслом, вроде иностранного фильма, который смотрела когда-то давно. Вот бесконечные сорняки, с которыми она боролась на огороде, вот мычание коровы, резиновые галоши на ногах, от которых у нее появились кровавые мозоли, – это было реальностью, грубой, безысходной реальностью.

Иногда, просыпаясь по утрам, она воображала, что окажется сейчас в своей городской квартире, но реальность тут же разрушала эти мечты: рядом раздавался храп Федора, или слышался его же хриплый крик: «Вставай, Верка, вставай, тетеря сонная! Корову доить пора!»

Поначалу Вера иногда останавливалась перед мутным треснувшим зеркалом и изумленно смотрела на свое отражение.

Кто эта изможденная, преждевременно постаревшая деревенская тетка в сатиновом халате или в поношенном ватнике? Неужели это она, Вера?

Потом она перестала смотреться в зеркало – к чему лишние расстройства? Она уже привыкла к своей новой жизни и не представляла, что в ней что-то может измениться. Даже грубые потные объятия Федора, его хриплое дыхание, пахнущее чесноком и перегаром, принимала без прежней ненависти, с тупым животным безразличием.