— Она тебе не сказала? Она объявила голодовку. Хочешь знать, почему?

Я кивнул, чувствуя, как у меня свело живот.

— Она отказывалась есть, пока я не позволил ей снова увидеть тебя. Так что поздравляю. Ты — причина того, что она чахнет. Это хороший удар по твоему самолюбию?

К концу я игнорировал его, мои глаза сверлили ее.

— Ирис, — тихо произнес я, чувствуя себя таким беспомощным. — Больше так не делай. Пожалуйста.

Ее упрямый подбородок был напряжен.

— Не буду, хорошо? Я просто… больше не могла этого выносить.

— Не надо, — предупредил ее Хит, как будто она сказала слишком много даже этим коротким, загадочным заявлением. — Мастерс, иди, подожди минутку в ванной.

Я перевел взгляд с нее на него.

Ирис махнула мне рукой, чтобы я ушел.

— Все в порядке, Дейр. Он не причинит мне вреда.

— Сделай это, или я разлучу вас двоих, — прорычал он.

Я подчинился, приложив ухо к двери в ту же секунду, как она закрылась.

Они спорили, голоса были напряженными, но слишком тихими, чтобы я мог разобрать хоть что-то.

Это длилось недолго, и как только они затихли, я услышал, как открылась и закрылась другая дверь.

Я вышел.

Ирис закрывала верхний ящик тумбочки, ближайшей к наружной двери. Она выпрямилась и развернулась, услышав, как я вошел, плотно захлопнув его коленом.

Я не придал этому значения. Это была одна из тех вещей, о которых я вспомню позже, и у меня будет что-то вроде «ага»-озарения, но в тот момент все, о чем я заботился, — это снова остаться с ней наедине.

— Хит сказал мне, что у нас есть еще четыре часа, прежде чем тебе придется уйти, — сказала она несчастным голосом.

Я больше не спорил. Я решил, что сделаю то, что мне нужно, когда придет время.

И тут я вспомнил, о чем мы говорили перед нашим странным импровизированным свиданием за ужином.

— Восемнадцать, — выдохнул я, снова вспоминая все это. — Едва ли, блядь, законно.

Эта информация, мягко говоря, все испортила. Я не был уверен, что когда-нибудь смогу примириться с этой мыслью.

Мужчины моего возраста с девочками ее возраста были уродами. И точка.

Двадцать четыре настаивало на этом. Восемнадцать — это было за гранью.

Она скрестила руки на груди, стиснув зубы.

— И что? Я ничем не отличаюсь от той, какой была до того, как ты это узнал.

Она этого не поняла. Но тогда ей было восемнадцать. Я вспомнил себя восемнадцатилетним и все то, чего не получил.

Она, казалось, прочитала мои мысли.

— О нет. Ты не собираешься этого делать. Ты не можешь начать относиться ко мне как к ребенку только потому, что твое восприятие изменилось.

Я сел на кровать, облокотившись на спинку кровати. Я скрестил руки на груди, гадая, что, черт возьми, я собираюсь с ней делать. С самим собой.

Она все еще была в своих спортивных штанах, а я был в своей рубашке и брюках с тех пор, как мне приказали их надеть.

Она смотрела на меня так, словно я был единственным куском пищи на планете, и она умирала с ГОЛОДУ.

— Это между нами никогда не сработает, — сказал я ей, ненавидя эти слова.

Ненавидя правду.

Она покачала головой, ее длинные, спутанные волосы рассыпались по плечам.

— Ты ошибаешься. Я знаю, что это так. Я уже достаточно взрослая, Дейр. Я человек, женщина, и я влюблена в тебя.

Я с трудом сглотнул, увидев блеск в ее глазах.

У меня был нулевой процент успеха в отказе ей, и я сомневался, что сегодня что-то изменится.

— Скажи мне, что ты имела в виду, когда сказала, что наша первая встреча не была случайной. Ты сказала, что знала, что я буду там, и ты разыскала меня. Объясни мне это.

Она покачала головой еще до того, как я закончил.

— Нет, — твердо произнесла Ирис. — Я не буду объяснять, учитывая, как ты отреагировал на последнее, что я тебе сказала.

Я закрыл глаза, расстроенный сверх всякой причины.

— Но ты могла сказать мне это? Это одна из вещей, которую ты можешь мне сказать, если захочешь?

— Я не должна. Будет лучше, если я этого не сделаю, но я подумывала об этом. Раньше.

— Раньше?

— До того, как увидела твою реакцию на мой возраст. Если это тебя так сильно беспокоит, ты будешь совершенно не в себе из-за другого.

Я сделал несколько глубоких, успокаивающих вдохов, задаваясь вопросом, не издевается ли она надо мной сейчас.

Это будет не в первый раз.

Я все еще не смотрел на нее, глаза все еще были закрыты, но я почувствовал, что ее настроение изменилось.

Внезапно и резко.

— Мы тратим здесь драгоценное время, детка, — сказала она тихим, задыхающимся голосом.

Я открыл глаза и понял, что не смогу устоять перед ней.

Двадцать четыре или восемнадцать, заложница или мошенница, грешница или святая, кем бы она ни была, лгала ли она мне в лицо или дразнила меня намеками на правду, все это, казалось, всегда зависело от более важного факта.

Она была моей.

Непостижимо.

Бесспорно.

Моей.

Это было так разрушительно и так просто.

В последнем отчаянном усилии я вытянул руки, отгоняя ее взгляд с расстояния в несколько футов.

— Ирис, пожалуйста.

— Да, хорошо, но только потому, что ты сказал «пожалуйста».

Она улыбнулась и сбросила толстовку. Великолепно обнаженные, ее тяжелые груди вздрагивали при каждом движении, она потянулась назад и собрала волосы, скрутив их в хлипкий пучок на макушке.

Мои глаза не знали, куда смотреть, метаясь от ее низко сидящих спортивных штанов (которые, казалось, вот-вот упадут) до ее завораживающих сисек. Казалось, она похудела везде, кроме груди. Та была такой же тяжелой, как всегда.

Она сделала несколько шагов назад, на ходу стягивая с себя спортивные штаны и трусики.

Обнаженная, она уселась на хлипкий старый письменный стол в гостиничном номере.

Она обхватила колени обеими руками и широко раздвинула ноги.

В прямом смысле.

Я встал, член выпрыгнул из штанов, одетое тело прижалось к ее обнаженному, прежде чем успеть произнести «малолетка».

Это был быстрый, резкий трах, но она не жаловалась, и я не мог остановиться.

После мы почти ничего не сказали, просто помылись и снова начали прикасаться, как будто у нас оставалось всего несколько часов, чтобы быть друг с другом, потому что так оно и было.

Я заставил ее сесть мне на лицо, ее руки вцепились в хлипкую спинку кровати в мотеле, сильно ударившись ею о стену, когда я начал работать над ней своим языком.

Она делала круговые