Они повторно осмотрели содержимое чемоданов Хуммельхаузера, дотошно изучив его белье и бумаги однако следов документов, о которых упомянул Перген, так и не обнаружил.

– Вы считаете, что Пеллико знал, что надворный советник везет с собой документы и инструкции? – спросил Трон.

Перген кивнул.

– Не могу объяснить вам, каким образом я об этом узнал. Возможно, ему было известно больше, чем мне. У него даже была информация о том, что Хуммельхаузер появится в Венеции за день до назначенного срока.

– Какого рода документы были при нем? – спросил Трон.

– В них были указаны имена заговорщиков, время и место покушения.

– Кому еще известно об этом заговоре?

– Никому. Надворный советник хотел, чтобы обо всем был проинформирован я один. Только так можно было бы избежать резкой реакции Тоггенбурга.

– Собираетесь ли вы теперь известить коменданта города? – спросил Трон.

– Мне ничего другого не остается, – ответил Перген.

– Я не понимаю, какие цели преследуют заговорщики. Или кто-то допускает мысль, что после покушения австрийцы уйдут из Венеции?

– Нет. Расчет на то, что Тоггенбург отдаст приказ об аресте многих ни в чем не повинных людей и каждый день будет проводить по дюжине облав. Венеция превратится в бочку с порохом, которая будет готова взорваться в любую минуту. Этого кое-кому только и не хватает. – Полковник снова отпил кофе, нервно затянулся и выпустил несколько замысловатых дымных колец. – Теперь вы понимаете, почему я первым делом бросился искать эти бумаги?

– Что вы собираетесь предпринять?

– Арестовать Пеллико и произвести обыск в его доме.

– Если он вообще в городе…

– Он в городе. Пеллико считает свою должность директора приюта достаточно надежным прикрытием.

– Надежным прикрытием для чего?

Перген бросил на Трона недоверчивый взгляд – к чему эта нарочитая наивность? И ответил просто, бесхитростно:

– Пеллико координирует все активные действия «Венецианского комитета».

– Почему же вы давным-давно его не арестовали?

– Потому что счел более уместным оставить его на свободе и наблюдать как за ним, так и за всей его сетью, – сказал Перген. – Нам было известно, что Пеллико отправился в Триест. Но зачем и почему, мы не знаем То, что эта поездка может быть каким-то образом связана с документами Хуммельхаузера, нам и в голову не приходило. А теперь все сходится…

– Может быть, даже слишком сходится, – сказал Трон. – А вы уверены, что никакой другой причины для убийства надворного советника нет и быть не может? По моим сведениям вчера ночью в ресторане произошла ссора между Хуммельхаузером и неким лейтенантом Грильпарцером.

– И что же?

– Надо бы задать лейтенанту несколько вопросов. Мне хотелось бы узнать, о чем они спорили.

Предложение Трона у Пергена никакого интереса не вызвало.

– И напрасно потеряли бы время.

– А девушка? – напомнил ему Трон.

– При чем тут девушка?

– Если она чем-то помешала Пеллико, почему он ее задушил, а не застрелил?

– Потому что «деррингер» – двухзарядный пистолет, комиссарио.

– Вы считаете, что Пеллико заметил девушку уже после того, как выпустил обе пули?

Перген кивнул.

– Думаю, так оно и было. Шторм… В каюте было сумрачно. Когда он обнаружил девушку, ему ничего другого не оставалось, как задушить ее.

– Это не объясняет, откуда у нее на теле эти кровоподтеки.

Перген ухмыльнулся и сразу стал противен Трону.

– В пылу страсти мужчины иной раз бывают чрезмерно пылкими.

– Кровоподтеки по всему телу и на запястьях – это вы называете «чрезмерной пылкостью»?

– Если бы эта женщина была против, она кричала бы и звала на помощь, – проговорил Перген безразлично.

– Скорее всего так и было, – сказал Трон. – Но из-за шторма ее никто не услышал. Я считаю, мы должны допросить пассажиров из соседних кают. А также лейтенанта Грильпарцера и княгиню ди Монтальчино. Если вы не возражаете, я мог бы княгине…

– В этом нет необходимости, комиссарио, – Перген вдруг заторопился. – Мы знаем преступника, и нам известен мотив преступления. Кроме того, такое дело не в компетенции полиции Венеции. Не забывайте об этом. – Он улыбнулся, желая смягчить резкость своих слов. – Останетесь здесь, пока я не пришлю за трупами?

Когда Перген вышел из ресторана, сержант отдал ему честь. Полковник ответил на приветствие небрежным кивком и зашагал по верхней палубе.

Полчаса спустя на судне появился не доктор Лионардо, а незнакомый Трону военный врач. Четыре санитара внесли в каюту два черных лакированных гроба. Они действовали четко и размеренно – укладывали покойников в гробы бережно, с уважением. Гробы неожиданно напомнили Трону гондолы, и ему пришла в голову странная мысль, что санитары могли бы прицепить их к своей лодке и тянуть за собой на канатах, как маленькие шлюпки.

Санитары, конечно, ни о чем подобном и не помышляли. Они опустили гробы в двухвесельный бот, который был привязан к корме парохода, и взяли направление сначала на мол, а потом на Большой канал.

Снова пошел снег…

Трон увидел даму, идущую по верхней палубе от кормы к сходням. Правой рукой она хваталась за релинг «Эрцгерцога Зигмунда», а левой держала зонтик, которым прикрывалась от снега. Дама то и дело оглядывалась по сторонам. Сердце Трона бешено заколотилось: он решил, что это недобрая шутка, сыгранная с ним его собственным воображением. Но когда дама подошла ближе, Трон понял, что она – отнюдь не видение.

На княгине ди Монтальчино было длинное, приталенное шерстяное пальто, рукава и подол которого были оторочены мехом. Несмотря на зонтик, все лицо ее было в снегу: и щеки, и губы, и ресницы…

«О небо, неужели у других мужчин тоже начинают дрожать колени, когда княгиня обращает на них взор своих агатовых глаз?» Трон совершенно забыл уже, какого удивительного цвета у нее глаза, какой у нее дивный цвет лица – просто безукоризненный; несколько кокетливых веснушек на щеках только подчеркивали это. Волосы княгини были причесаны с напускной небрежностью. В сумрачном свете февральского дня от нее словно исходило нежное сияние.

Трон улыбнулся. Ему хотелось, чтобы княгиня ответила на улыбку. Но она бросила на Трона быстрый взгляд и проговорила на своем мелодичном тосканском диалекте:

– Я потеряла кольцо, комиссарио. Скорее всего, сегодня ночью в моей каюте.

Она назвала его «комиссарио» – по крайней мере она помнит, кто он такой.

Княгиня оглянулась на дежуривших у трапа солдат.

– Что они здесь делают? Почему они даже не хотели пускать меня на корабль?