Подытоживая сказанное в этом параграфе, отметим у Ильина своеобразную манеру исследования монархии с позиции отдельного человека. В вопросах права, государственности, феноменологического метода исследования мы находим и совпадения, и отличия во взглядах Ильина с другими философами. Ни совпадений, ни отличий мы не находим в исследовании монархического правосознания. В этом вопросе Ильин избрал совершенно самостоятельный и оригинальный способ изучения, который прежде не встречался.

И в монархии, и в религии человеку присуще олицетворение и обожествление Предмета поклонения и благоговения в образе монарха и Бога, что отсутствует или проявляется в гораздо меньшей степени при других формах власти. В земных условиях монархическое правосознание ищет и находит для себя единого воплощения народного духа – монарха как «воплотившейся частице Божества»[50].

Человеку, по Ильину, свойственно обожествлять все могущественное и возвышенное. Монархическое правосознание человека тяготеет к персонификации своих духовных устремлений, а отдельная человеческая личность всегда являлась лучшим выражением нравственного идеала народа. «Единство народа требует зрелого, очевидного, духовно-волевого воплощения: единого центра, лица, персоны, живого единоличного носителя, выражающего правовую волю и государственный дух народа»[51].

Деятельная религиозная вера, имеющая для множества людей однородный состав и строение в монархическом олицетворении, находит единый для себя предмет – монарха, как существа, имеющего особую связь с Богом, недоступную для прочих. Это налагает на монарха особые полномочия, ответственность и обязанности. Об этом писал в рассуждениях о монархии один из теоретиков государственности начала XX века Г.Иеллинек: «Монарх либо сам рассматривается как Божество или наместник Божий, либо признается посвященным непосредственно Божеством»[52]. Подобного взгляда придерживался и Тихомиров. «Без религиозного начала единоличная власть, хотя бы и самого гениального человека, может быть только диктатурой»[53].

Олицетворение монарха, как единого предмета обожествления, возникает благодаря глубинным свойствам человеческого сознания, стремящегося найти человекоподобную форму своим духовным запросам. В этом едином религиозном акте веры монарх выступает в качестве своеобразного отождествления самого себя с народом и государством. «В психологии всякого человека имеется искание над собой власти», – писал К.П. Победоносцев.

В олицетворении Ильин видит художественное начало, в котором нет места рассудочному взгляду, но есть воплощение собственного «я» в свой народ и государство. Символическое отождествление монарха с народом, не имеет аналогов при иных формах правления, поскольку лишь в монархии глава государства является не внешней силой, а собственной творческой энергией народа, сосредоточенной мощью целого в лице монарха. Социальная философия Ильина фиксирует максимальный уровень духовной жизни народа, «непосредственное укоренение особенного во всеобщем», где народ «…находится со своим властелином во взаимосвязи идеи», – как писал Гегель [54]. Об этом же писал Л.А. Тихомиров:

«Монархия является тогда, когда в нации наиболее сильно живет целый, всеобъемлющий нравственный идеал, всех приводящий к добровольному себе подчинению, а потому требующий для своего верховного господства не физической силы, не толкования, а просто наилучшего выражения, какое, конечно, способна дать отдельная личность, как существо нравственное»[55].

Исследуя признаки монархического правосознания, Ильин вводит понятие художественно – религиозного олицетворения, которое понимается им как художественное отождествление подданного с монархом и монарха с народом. Само название «художественное» заранее предполагает участие в этом процессе чувств. Ильин выделяет чувство любви и воображения. Именно они в государственно-творческом процессе возносят личное правосознание индивида до верховного восприятия жизни, как если бы сам подданный был монархом. Именно такое восприятие и понимание жизни позволяют и требуют от него принимать на себя посильную долю ответственности в делах и поступках. «Облик Государя не унижает подданных, а возвышает и воспитывает их к царственному пониманию государства и его задач», или «Монархия держится любовью подданных к монарху и любовью государя к своим подданным»[56]. Олицетворение в монархии, являясь ее отличительным признаком, в значительной степени зависит и от личных качеств монарха. В случае исчезновения потребности в олицетворении монархическое правосознание ослабевает и уступает место республиканскому правосознанию. Народное единомыслие в отношение того, что главный жизненный принцип заключается в наличии нравственного идеала не может быть постоянным. Идея династичности делает личность монарха воплощением идеала, которого народ поставил над собой. Династичность устраняет элемент искания или даже согласия на власть. Единоличная власть может существовать и в форме диктатуры, которая выдвигает на вершину власти человека за его способности, то есть со значительным преимуществом перед монархией. Диктатор также имеет полноту власти, но он ее завоевал и должен постоянно отстаивать перед другими претендентами. Монархия на много лет вперед предрешает, кому перейдет верховная власть. Тем не менее, осуществление династической идеи всегда являлось испытанием для монархического правосознания. Монарх, осознающий свою ответственность и призвание, призван жить не по собственному вкусу и выбору, а по требованию династической традиции. И.Л.Солоневич писал в отношении монарха: «Все организовано так, чтобы личная судьба индивидуальности была спаяна в одно целое с судьбой нации. Все, что хотела бы для себя иметь личность, – все уже дано. И личность автоматически сливается с общим благом»[57]. Династичность требует от монарха быть не тем, что ему нравится, а тем, чего требует идеал, монарх обладает и всей полнотой этого идеала, и сам ему полностью подчинен. Таким образом, главное в деятельности монарха – это следование долгу. Кроме Ильина к такому же выводу приходили и Л.А.Тихомиров, и И.Л.Солоневич. Ильин отмечает: «Абсолютный монарх «все смеет» и «все может», чего желает его политическая или иная похоть. Но самодержавный Государь «смеет» далеко не все, а лишь законное, законами предоставленное, правое, правовое, государственное, совестное, честное. В истинной монархии произвол государя принципиально невозможен. Самодержавный монарх знает законные пределы своей власти и не посягает на права, ему не присвоенные; он знает, что Государь, не блюдущий право и закон, сам подрывает свою власть»…[58]. Монарх, издав закон, первым должен ему подчиняться и охранять до тех пор, пока не отменит или не изменит его в том же узаконенном порядке.