— Тотен, доложи обстановку! — связываюсь я с нашим наблюдателем.

— Все пучком, командир! — И уже совсем другим тоном добавляет: — Тоша, ты как?

Все-таки заботливый он у нас.

— Нормуль, Алик. Бди! Мы идем.

Подошедший Люк протягивает мне один из «маузеров». Потом задумчиво смотрит на полуторку:

— Палить будем?

— Зачем? Только себя выдавать. Ходу мужики, ходу.

Сайгаками добежав до дороги, мы засовываем тушку унтера в коляску мотоцикла. Горло у него пробито пулей Люка. С «полпинка» запустив мотоцикл («БМВ Р12» — солидная вещь!), кое-как съезжаю с дороги в кусты. Совместными усилиями вытолкав транспортное средство из кювета, мы откатываем его метров на пятнадцать от дороги. Передав карабин Тотену, нагло присваиваю унтерский МП-38. Машинка неплохо мне знакома: тяжела как зараза, но если нормально ухаживать — не подводит. К тому же как ее разбирать, я знаю. Знакомые питерские «поисковики» в свое время научили. Невзирая на грустный взгляд сержанта, говорю непонятное для него: «Нет, пулемет я вам не дам» — и наш героический отряд скрывается в лесу.

Идем по лесу, петляя, как заяц при поносе. Сделав знак Люку сторожить Дымова, немного отстаю и докладываю командиру про наши приключения. Спрашиваю, можно ли привести чужого на стоянку. Командир не против, тем более что у нас есть спец по допросам без применения силы — Бродяга, как-никак, почти три десятка лет в «конторе» оттянул. Догнав своих, пошел рядом с сержантом.

— Алексей, а почему ты сержантом ГБ представился? Ты же из милиции?

— Да напугать я вас хотел. На диверсантов или дезертиров это должно было подействовать! — смущенно отвечает Дымов.

— Ну, ты диверсов за идиотов не держи… Околыш-то у тебя синий! Думаешь, немцы в нашей форме не разбираются?

— Товарищ старший лейтенант, я не подумал, некогда было… А кстати, что это у вас за форма такая?

— Секретная, для действий в лесах.

— А?

— Может, тебе прямую линию с Генеральным комиссаром, чтобы он тебе наши полномочия подтвердил? («Уф, кажись, понял, что не по чину ему вопросы мне задавать»).

Немного обогнав группу, я первым прибежал в лагерь.

— Саня, короче, это мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…

— Угум.

— Я — для него старший лейтенант ГБ, ты — майор. Остальные — тоже офиц… тьфу ты, командиры.

— Понятно. А ты чего бледный такой?

Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.

— Слушай, иди перекуси и под тент ложись — поспи пару часиков. Я разрешаю. — Голос Саши так и сочится заботой.

— Слушаюсь, товарищ командир! — пробормотал я и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».

Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..».

* * *

Проснулся я часа через два. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Однажды, когда за выходной я посмотрел все четыре части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что я заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на «ксюхе».[9]Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось что-то. С этими радужными мыслями я полез из-под тента и шарахнулся головой обо что-то твердое. Твердое не перенесло столь наглой атаки и свалилось на меня. «Хм, „маузер“… Бродягин, что ль?» — подумал я, и тут мой взгляд уперся в характерный ствол МП-38, торчащий из-под моего спальника. «Что за…?» — пронеслось у меня в голове, и в тот же момент из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.

— Проснулись, товарищ старший лейтенант? — весело поприветствовал он меня.

Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Значит, не приснилась мне вся эта фантасмагория! И в зоопарк с сыном через три дня я не пойду… И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!

Через час, вернув Дымову «наган» и отправив его в дозор, командир созвал Большой военный совет.

— Ну что, ребята, что делать-то будем? — начал он, обводя всех тяжелым, измученным взглядом. Даже наш несгибаемый Александр Николаевич, ветеран многих никем и никому не объявленных войн, попал в ситуацию, в которой он не знал что делать. Нет в уставе и специнструкциях разделов «Действия диверсионно-разведывательной группы в тылу врага в семидесятилетнем отрыве от своих войск». Нету!

Первым слово дали Казачине как самому младшему, и к тому же у него был наименьший стаж в команде.

— Честно скажу, мужики, я пока не знаю, что сказать… Какие у нас варианты есть?

— Тогда давайте Тоху послушаем, как самого в этих альтернативностях и историчностях подкованного, — предложил Алик.

— Тоша, рассказывай! — попросил командир.

«Ну что все я да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая там остались… Знал бы, кто такую подляну устроил, — даже нож бы не доставал, так бы своими редкими зубами и загрыз!» — вот с таким винегретом в голове я и начал свою «эпохальную» речь.

— Обрисую всю глубину нашего анального падения, — усмехнувшись, начал я. Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Чтобы народу скучно не было». — Начнем по порядку. Первое — будет ли возврат — нам неизвестно. Второе — привязан ли он к конкретному месту — мы не знаем. Третье — связан он с кем-нибудь из нас — непонятно.

Что же нам известно? Нам известно, что мы — в начале июля одна тысяча девятьсот сорок первого года. Мы знаем, что советские войска — почти в двух сотнях километров на восток, за Березиной. Да и то они недолго там продержатся.

— Ну, последнее, до настоящего момента, было известно только тебе, — буркнул Док.

— Командиру и Бродяге с Люком — тоже. Они в училище должны были проходить… — парировал я.

— Тош, это когда было. Тридцать лет назад… — ответил любимый командир, — да и девками окрестными я тогда был больше озабочен, чем тонкостями оперативного искусства. Так что ты у нас теперь основной справочник.

— Ага, не хрен шкафами с книгами было хвастать! — подсластил пилюлю Док.

— Ладно, проехали, — весьма покладисто согласился я. — С вопросом «Кто виноват?» мы почти разобрались. Переходим к другому классическому вопросу — «Что делать?». Вот тут у нас широчайший выбор вариантов. Первый — сидеть на месте и ждать, что все само образуется. Правда, еды у нас на три дня и немцы вокруг. Да и через три месяца станет несколько прохладно.