— Ну, не знаю… Не мог, наверное… И вообще, это не мое дело, чего я вдруг воспитывать тебя взялась?

— Вот именно. Не надо меня воспитывать, Люд.

— Ладно, не буду больше. Да, ты права — не стоило мне… Вообще не стоило…

— Бисер перед свиньями метать, да?

— Ну зачем ты так, Ань? Хотя, по сути…

— Не надо по сути, Люд.

— Ну не надо, так не надо. Тогда пока, Ань. Всего тебе доброго.

— Погоди! Погоди, Люд…

Сердце у нее вдруг затрепыхалось, унижение подступило комком к горлу. Ох, эти первые секунды унижения, еще неосознанные, не спроецированные на гордыню… Не у всякого достанет их распознать, не дать себе искушения схватиться за соломинку.

— Чего, Ань?

— Погоди… Это что же получается… Значит, и на свой день рождения меня звать не будешь? У тебя ведь через неделю…

— Нет, Ань, не буду. Ну, представь себе… Ты придешь, и Витя со своей новой… И что у нас получится? Ерунда на постном масле? Тут уж, знаешь, выбор должен быть однозначным…

— Значит, ты в сторону Виктора сделала выбор?

— Ну да… Мы со Славкой даже не советовались, само так вышло. Ты прости, что я тебе все так прямо говорю, а что делать? Нет, я понимаю, конечно, как тебе хреново сейчас… Но ты женщина сильная, я думаю, быстро в себя придешь. Прости, Ань.

— Да ничего, Люд. Желаю тебе никогда не оказаться в моем положении.

— Да… Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить… Я ведь не такая сильная, как ты…

С тех пор никто из них ей ни разу даже не позвонил. Как будто ее и не было. Сейчас, наверное, Света с Людочкой вовсю с Витиной Таней дружат… На дачу к Орловым ездят, в деревню к Сашкиной матери…

Вспомнила, и сразу плакать захотелось. А дождь за окном все идет. Ноябрьский, дымчатый. Смотреть тошно, кажется, все расползлось жижей-грязью. Нет, лучше не смотреть… Надоело.

Вернулась к мойке, снова натянула на руки перчатки, включила воду. Хоть какой-то звук в тишине квартиры… Взяла давешнюю тарелку, подставила под струю воды. Надо протянуть руку, взять губку с полочки, капнуть на нее моющего средства. Боже, сколько движений — пустых, вызывающих раздражение. А потом надо еще машину стиральную запустить, в гостиной пропылесосить, юбку с блузкой погладить — завтра же на работу…

Нет, ничего не хочется. Невмоготу. И ну ее к лешему, эту посуду! И все мелочные дела — к лешему! Такая тоска на душе… Одиночество, будь оно проклято.

Сорвала с рук перчатки, быстро прошла в спальню, цапнула в ладонь лежащий на тумбочке мобильник. Кликнула номер дочери и, услышав ее голос, проговорила быстро:

— Лерка, я буду у тебя через сорок минут!

— Но, мам… — вяло прозвучал Леркин голос в трубке и затих, оборванный кнопкой отключения.

Никаких «но». Может, в конце концов, мать родную дочь навестить в свой законный выходной? Имеет право?

* * *

Троллейбус приплюхал полупустой. Села у заляпанного грязью окна, поплыли мимо знакомые пейзажи. Унылый скверик с черными стволами лип, серое здание библиотеки, сине-стеклянный торговый центр с замерзающими на крыльце девчонками-промоутерами. Грустно повеселил водитель троллейбуса, объявляющий название остановок с хорошо выраженным азиатским акцентом. Распахиваются двери, и несется бодро из репродуктора — «Карламаркс!» Хм… Смешно звучит, как название торгового центра. А вот и еще один перл: «Следующий остановк — Полутехнический институт!» Надо бы запомнить, потом рассказать Антошке, что он, оказывается, не в политехническом, а всего лишь в полутехническом учится.

Выйдя из троллейбуса, прямиком отправилась в супермаркет, набросала в тележку всего, что на глаза попалось — курицу, сыр, макароны, сосиски, сетку с яблоками… Наверняка у Лерки холодильник пустой. Да и откуда ему взяться, полному-то? Разве может художник по имени Герасим озаботиться такой обыденностью — подругу накормить? У них же Леркина зарплата — на все про все. Хотя Лерка и убеждает ее, что он вот-вот разбогатеет, про какую-то выставку упорно талдычит… Ага, разбогатеет! Жди! Теряй время! Гробь на него свою молодость! Потом спохватишься, да поздно будет — и поезд уйдет, и семейного гнезда не совьешь…

Вздохнула раздраженно, укладывая продукты в большие пакеты. И в очередной раз досада взяла — как это она Лерку мимо рук пропустила… И, главное, ведь не предвещало ничего! А однажды пришла с работы домой, и записка на столе лежит — так, мол, и так, дорогая мамочка, мы с Герой квартиру сняли, я ухожу… И в конце приписка обидная: «Я тебя очень люблю, мам». Вот так вот, значит. Ухожу, но люблю. Люблю, но ухожу. Хоть бы посоветовалась сначала, поганка! А теперь уж чего — не силой же ее от этого Герасима отрывать…

Пакеты оказались довольно тяжелыми, кое-как доволокла до кирпичной пятиэтажки, где Лерка с художником Герасимом снимали квартиру. Можно было и позвонить, конечно, чтобы Герасим встретил… Ну, это уж нет, она сама как-нибудь. Пусть ему стыдно станет, что она вынуждена из-за дочери так напрягаться. Ввалилась на пятый этаж, запыхавшись, нажала на кнопку звонка…

— Ой, мам, ну зачем ты… — досадливо закудахтала Лерка, втаскивая пакеты в прихожую. — Мы бы и сами…

— Знаю я, как вы сами. Наверняка холодильник пустой. Ведь пустой, скажи?

— Ну, пустой… Ну и что? Мы вон пиццу заказали, уже привезли, пока ты ехала. Сейчас обедать будем.

— Это пиццей, что ли, обедать? А нормальный суп сварить что, руки отсохнут?

— Нет, мам, не отсохнут. Мы вообще-то как раз в гости собирались, когда ты позвонила.

— Значит, мать не вовремя, как всегда? Мешает тебе мать, да?

Господи, что же ее сегодня все несет куда-то и несет… Как будто кто вожжой под зад хлещет. А может, она от собственного страха так спасается… Когда несет, ветер в ушах свистит, и вроде как убегаешь от него, загораживаешься…

— Здравствуйте, Анна Васильевна, — выглянул из комнаты Гера, улыбнулся вежливо.

— Здравствуй, здравствуй… — закопошилась она, разматывая длинный шарф на шее.

— Раздевайтесь, проходите. Я очень вкусный кофе варю, особенный. Половина зерен жареных, половина — зеленых. И пицца еще теплая, сейчас есть будем.

Размотала шарф, глянула на него — о, господи… Он еще и бородку отпустил, надо же! Только бородки для полного антуража и не хватало! А может, на пену для бритья денег не заработал? Да, вот это уже более достоверный вариант…

Зашла в комнату, и сразу в глаза бросилась обновка — плазменный телевизор на стене. Уставилась на него в недоумении, даже поближе подошла, будто засомневалась — уж не декорация ли…

— Да, мам. Только вчера купили, — торопливо пояснила Лерка, накрывая на стол. — Как-то скучно без телевизора жить.

— Так он же дорогущий, наверное! Вон какой экран большой!

— Ну да, дорогущий. Мы его в кредит оформили, без первого взноса.