Выбирая учителей для племянника, дядя Том допустил одну серьёзную ошибку. Весной 1891 года он принял на работу человека по имени Арчибальд Чарлз Дуглас, сына англиканского епископа в Бомбее. Протестант, один раз побывавший в Персии в качестве миссионера Библейского общества, он, казалось, имел безупречные данные, если не считать того, что он не был посвящен в духовный сан и являлся выпускником Оксфорда. Кроули, выздоравливающему от коклюша, опять было предписано бывать на свежем воздухе, поэтому для ученика и учителя был разработан план велосипедного путешествия в город Торки, оздоровительный морской курорт, в чьём солёном воздухе содержится много целительного озона. Но Кроули смог доехать на велосипеде только до Гилфорда, откуда путешествие продолжилось по железной дороге. Дуглас доказал, что он не похож на других учителей Кроули. Пусть он был протестантом, но он также был типичным оксфордским либералом, и Кроули сразу же полюбил его.

С того момента, как мы остались вдвоём, — писал Кроули, — он произвёл полный переворот в моих взглядах на жизнь, впервые показав мне разумный, чистый, радостный мир, в котором стоило жить. Курение и алкоголь были в порядке вещей. Он предупреждал меня о вреде неумеренности с точки зрения спортсмена. Он показал мне скачки, бильярд, научил заключать пари, познакомил с карточной игрой и женщинами. Он объяснил мне, как наслаждаться всем этим, не нанося вреда себе и другим. Он продемонстрировал мне все хитрости и ловкие приёмы. Он показал мне, что значит слава. Я немедленно перенял его мировоззрение и начал вести себя как нормальное, здоровое человеческое существо. Кошмарный мир христианства исчез. В первые десять дней, что мы провели в Торки, я влюбился в актрису, и во время этого прикосновения человеческой любви отвратительные тайны секса превратились в радость и красоту. Одержимость идеей греха упала с моих плеч и растворилась в море забвения. До этого меня почти захлёстывала устрашающая ответственность обеспечить себе вечное проклятие и помочь другим уйти от Иисуса. Теперь я обнаружил, что мир был полон проклятых душ; душ людей, которые принимали природу как она есть, принимали своё собственное место в природе и наслаждались им, оказывали решительное сопротивление всему низкому и ничтожному, где бы они с ним ни сталкивались. Для меня это был период безграничного счастья.

День, когда Кроули потерял девственность, неизвестен. Он приводит несколько случаев, когда это было возможно, в том числе эта случайная встреча в Торки, хотя его отношения с Белль Мак-Кей были для него, вероятно, первым опытом гетеросексуального контакта. Как бы то ни было, Кроули искал в Торки повода совершить какой-нибудь значительный грех против Духа Святого, и перед ним открывались хорошие перспективы: он достиг половой зрелости, в присутствии Дугласа он чувствовал себя освобождённым, а поскольку он одновременно обладал бунтарским характером и благородным происхождением, девушки неизбежно должны были одарять его ревнивым вниманием. Тем не менее, освободившись от цепей христианского кошмара и попав в мир женщин, он получал уже не первые свои эротические опыты. Один из его учителей, чей брат был настоятелем Вестминстерского собора, пригласил его в дом своей матери, где попытался его соблазнить. Кроули, к тому времени уже встречавшийся с подобными ухаживаниями, прогнал его.

В Торки родился новый Кроули. Придя к убеждению, что подавление сексуальности — это общественная катастрофа, он смотрел на мир другими глазами. По письмам, которые он присылал домой, его мать и Том Бишоп почувствовали, что что-то не так. Бишоп приехал в Торки и уволил Дугласа, забрав Кроули назад в Лондон. Но дверь в жизнь уже была открыта, и лошадь освобождённого духа уже пустилась вскачь. Кроули стал «как бог, познавший добро и зло. Я был в состоянии готовности к действию». И он не замедлил взяться задело.

Когда Кроули не путешествовал со своими учителями, его домашняя жизнь была очень тоскливой. Ему запрещено было видеть других подростков, не считая детей членов Плимутского братства. Подобно многим одиноким или не имеющим братьев и сестёр детям, он сделался страстным читателем, но его библиотека подвергалась суровой цензуре. Читать произведения сэра Вальтера Скотта и Чарльза Диккенса позволялось, за исключением «Дэвида Копперфилда», поскольку маленькая Эмили считалась порочной и безнравственной. Боялись также, что, поскольку имя Эмили принадлежит и его матери, чтение этой книги может уменьшить его уважение к ней: впрочем, насколько ещё можно было его уменьшить — вопрос академический. Книга, принадлежавшая одному из учителей, под названием «Баллады Бэб» тоже была запрещена, поскольку одно из стихотворений начиналось строчкой «Нянькой работала Эмили Джейн». «Сказание о Старом Мореходе» Колриджа было запрещено, поскольку моряк неосторожно похвалил водяных змей, а змеи — это олицетворение зла. Так написано в Библии.

Однажды у матери Кроули чуть не случился апоплексический удар от ярости, когда, зайдя с сыном к родственнице на чашечку чая, она увидела в её доме роман Эмиля Золя. Кроули истолковал этот эпизод как подтверждение своей мысли — возможно, правильной — о том, что его мать находилась на грани безумия, являющегося результатом как подавления её сексуальности, так и её рьяной набожности.

Несмотря на все эти строгости, Кроули удавалось читать нелегально. Неожиданно ему стали выдавать небольшое количество карманных денег, на которые он тайно покупал и контрабандой проносил домой книги, чтобы читать их в тишине туалета. Одной из таких книг, как он сообщает, была «Тайна кэба». Если бы его мать обнаружила эту книгу, разразилась бы катастрофа: она считала кэбы орудием дьявола, поскольку в её представлении они главным образом использовались мужчинами для связей с падшими женщинами.

Столь пристальный надзор и введенный в доме комендантский час ограничивали возможности Кроули относительно совершения грехов против Святого Духа, не позволяя ему мастурбировать и вынуждая видеть в каждом, кто находился вокруг него, шпиона. Эта черта, родственная изредка проявлявшейся у него застенчивости, осталась в его характере на всю жизнь. Тем не менее, когда бы ни возникали возможности согрешить, он старался использовать их все. Одна из таких возможностей появилась в виде горничной. Кокетливая девушка и Кроули однажды днём, воспользовавшись дьявольским транспортным средством, убежали из дома и провели несколько часов резвясь в Херн-хилле. Воскресным утром, когда вся семья была на традиционном воскресном богослужении, Кроули отлучился по какой-то причине и позднее утверждал, что занимался с горничной сексом на кровати своей матери. Их связь была обнаружена. Кроули всё отрицал, и девушку уволили. Он не испытывал раскаяния, поскольку считал, что всему виной пуританский настрой его семьи.

В жизни Кроули была одна отдушина, в которой он искал отдыха и расслабления и которой суждено было сопровождать его на протяжении всей жизни. Речь идёт о поэзии.

В школе Кроули познакомился с произведениями великих поэтов британской литературы, но вряд ли полюбил их. Изучение этих произведений заключалось большей частью в повторяющемся чтении отрывков из них и заучивании отдельных строк. В школе почти не учили вдумчивому чтению и интерпретации. Стиль «Потерянного рая» Мильтона был ему скучен, но его вдохновлял образ дьявола как всемогущего героя, нравственного изгоя, восставшего против Бога. Он отождествлял себя с мильтоновским сатаной и видел в нём союзника в своей собственной борьбе. Дома он имел доступ к книгам Тен-нисона и Лонгфелло, но нашёл, что «их невозможно отнести к поэтам. То, какими слабыми были образы их персонажей, вызывало у меня безграничное омерзение. Самые тяжкие их грехи были обывательскими». По схожей причине, — именно потому, что его произведения не были запрещены, — он пренебрёг Шекспиром и оценил его, только оказавшись в Форсинарде вдвоём со злополучным преподобным Фозергиллом, где трёхтомное собрание сочинений барда было единственной книгой в доме, которую, в сущности, можно было читать.