— По-вашему, это и есть «знать человека»? — с ненавистью произнес Ангюст.

— По-моему, это значит любить человека. Никто так не знал и не любил Изабель, как я.

— Разве так любят?

— А кто ее любил больше меня?

— Неужели вы такой придурок, что не понимаете, что любить человека — значит жить с ним, говорить с ним, спать с ним, а вовсе не уничтожать?

— О-ля-ля! Кому нужны эти громкие слова! Сейчас я, конечно, услышу еще одну банальность: «Любить — это смотреть в одном направлении».

— Заткнитесь!

— Что с вами, Жером Ангюст? Вам плохо?

— Да, мне стало плохо после всего, что вы тут порассказали.

— Не стройте из себя оскорбленную невинность. Скажите спасибо, что я пожалел вас и опустил подробности. Черт возьми, до чего же чувствительны эти людишки, которые ни разу в жизни не убивали!

— Вы знали, что двадцать четвертого марта тысяча девятьсот восемьдесят девятого года была Страстная пятница?

— А я думал, вы неверующий.

— Да, я неверующий. Но вы неслучайно выбрали этот день.

— Клянусь, это чистое совпадение.

— Я-то был уверен, что негодяй, совершивший это преступление, нарочно выбрал этот день. Я готов задушить вас за все, что вы совершили!

— Чего это вы так убиваетесь из-за чужой женщины, которая умерла десять лет назад?

— Хватит играть комедию. Давно вы меня преследуете?

— Надо же, какой Нарцисс! Как будто я вас преследовал!

— Сначала вы мне врали, что вам нравится приставать к чужим людям и мучить их своей болтовней.

— Но это так и есть.

— Допустим. Но зачем вам понадобилось мучить человека, чью жену вы зарезали?

— Как? Так это вы были мужем Изабель?

— Как будто вы этого не знали!

— А я еще говорил о совпадениях!

— Хватит притворяться! Десять лет назад вы убили женщину, которая была смыслом моей жизни. Но вам показалось этого мало, и вы решили окончательно уничтожить меня: для этого вы рассказали мне не только об убийстве, но и о том, как изнасиловали ее двадцать лет назад, о чем я даже не знал.

— Какие же мужчины эгоисты! Если бы вы повнимательнее пригляделись к Изабель, вы бы поняли, что она скрывает что-то от вас.

— Я догадывался, что она скрывает какую-то печальную тайну. Но она не хотела о ней говорить.

— И вас это устраивало.

— Избавьте меня от своих нравоучений.

— Я по крайней мере не такой трус, как вы.

— О да. Насилие, убийство — очень мужественные поступки, особенно если имеешь дело с молодой и хрупкой женщиной.

— Почему же вы ничего не предпринимаете, если знаете, что я изнасиловал и убил Изабель?

— А что я, по-вашему, должен делать?

— Несколько минут назад вы сказали, что готовы задушить меня.

— Так вы этого от меня ждете?

— Да.

— Не дождетесь! Я не доставлю вам такого удовольствия. Я вызову полицию.

— Трус! Бедная Изабель! Вы не заслуживали ее!

— Она еще меньше заслуживала, чтобы ее насиловали и убивали.

— Я, по крайней мере, всегда иду до конца. А вы только и способны, что вызвать полицию. Месть с помощью посредников.

— Я придерживаюсь таких же убеждений, как и моя жена.

— Лживый прохвост! Изабель имела право отказаться от мщения, потому что была жертвой. А у вас такого права нет. Прощать может только пострадавший.

— С чего вы взяли, что я вас прощаю? Но я не желаю творить правосудие собственными руками.

— Вы просто трус, который прячется за красивыми словами!

— Вы уже и так разрушили мою жизнь. И я не хочу из-за вас доживать свои дни в тюрьме.

— Как вы все хорошо просчитали! Никакого риска! Подальше от опасности! Изабель, полюбуйтесь на своего любящего муженька!

— Я против смертной казни.

— Жалкий слюнтяй! С ним говорят о любви, а он витийствует, словно на трибуне.

— Вам не понять, какое требуется мужество, чтобы выступать против смертной казни.

— Кто говорит о смертной казни, недотепа? Что вы вообще об этом знаете, придурок? Уверен, что вы, конечно, всей душой против воровства, но если найдете чемоданчик, полный долларов, то не растеряетесь и с чистой совестью присвоите его себе. Никогда не упускайте своего случая, жалкий червяк!

— Причем тут все это? Даже если я вас убью, моя жена не воскреснет.

— Но ведь в глубине души или, вернее, кишок вам очень хочется убить меня. Так убейте! И вам полегчает!

— Нет.

— Что же течет у вас в жилах? Кровь или гнилая водица?

— Месье, я не собираюсь вам ничего доказывать. Я иду за полицией.

— И вы полагаете, что я буду вас здесь дожидаться?

— Я успел вас очень хорошо рассмотреть. И подробно опишу ваш портрет.

— Предположим, меня арестуют. Ну, и что дальше? Против меня — ни одной улики. Только мое собственное признание. Но, кроме вас, его никто не слышал. А я не собираюсь повторять его полиции. Короче говоря, у вас против меня ничего нет.

— Но ведь десять лет назад вы оставили свои отпечатки.

— Вы прекрасно знаете, что я ничего не оставил.

— Но должно же было хоть что-то остаться на месте преступления: какая-нибудь мелочь, ваш волос или ресница.

— В то время еще не умели делать анализ на ДНК. Так что не упрямьтесь, старина. Я не хочу оказаться за решеткой, и мне это явно не грозит.

— Я вас не понимаю. Если вы жаждете наказания, то почему тогда отказываетесь от законного суда?

— Я не верю в такое правосудие.

— К сожалению, другого у нас нет.

— Почему же? Отведите меня в туалет да убейте.

— Почему именно в туалет?

— Вы же не хотите, чтобы вас арестовала полиция. А там никто не увидит, как вы меня укокошите.

— Если ваш труп обнаружат в туалете, то найдется немало свидетелей, которые видели, как вы приставали ко мне со своими разговорами. При вашей застенчивости вас трудно не заметить.

— Меня радует, что вы уже всерьез обсуждаете саму вероятность подобного решения проблемы.

— Чтобы доказать бредовость ваших идей.

— Вы забываете самое главное: я не окажу вам никакого сопротивления.

— Но мне все же непонятно: почему вы добиваетесь, чтобы я вас убил? Что вы от этого выиграете?

— Несколько минут назад вы сами сказали, что я нуждаюсь в наказании.