давишь, бабуля. Давай-ка лучше замастрячь меня по-бырому в обратку и мы разбежимся, как наскипидаренные бобики.

— Чего? — переспросила Галина Кирилловна.

— Она просит снять проклятия и разойтись по сторонам, — пояснил Игорь, которому не удалось справиться с паркетом.

— А-а, ну и язык. Как на таком можно разговаривать? Непонятно же ничего.

Я только пожала плечами. Сама же виновата, а теперь ещё так натурально удивляется. Что за женщина?

— Ладно, девочка моя. Скажи-ка, когда я на тебя проклятия накладывала — ты о ком в тот момент думала? Не косись на рыжего, этот хулиган у тебя только плохие эмоции тогда вызывал. О ком ты думала хорошо? Ты пойми вот что — проклятие не легло бы железно, если бы ты не испытывала к кому-либо симпатию. Что это за мальчик? Мы можем его найти, влюбить и тогда проклятия снимутся. А с внучатым племянником я потом разберусь, — Галина Кирилловна сверкнула глазами на Игоря.

— Да это Игорь меня выручал, — вступилась Мария Дормидонтовна за рыжего нахала, который продолжал ковырять паркет. — Тот майор окаянный отобрал удостоверение пластиковое, «ласточку» мою ненаглядную забрал на штрафстоянку и ни в какую отдавать не хотел. Я уж перед ним и так, и сяк, и «Цыганочку» с выходом из-за печки, а ему только деньги подавай. А откуда в наше время деньги у пенсионеров? Когда же ему в нос кулачишком сунула, то он меня в каталажку упек. Там уж я и девоньку встретила, знак её увидела, а Игорёк нас из хором тюремных вытащил.

— Всё равно разберусь! Не дело для ученика волшебницы по улицам галопом носиться, — упрямо мотнула головой Галина Кирилловна. — Так о ком ты думала, деточка?

Вот в этот моменя я и вспомнила об иконе стиля и парикмахерского искусства. Об Анатолии Костюмове. Всегда одет с иголочки, взгляд утомленный, будто он только-только постриг мамонта, а прическа… Казалось, что целая лаборатория ученых мужей подбирала волосок к волоску. Ни одной фотографии в сети, где он был бы растрепан или в неопрятной одежде. Русский аналог американской куклы по имени Кен.

— Есть один пацанчик, он всеми хаерами Москвы заведует. Под Толямбой Костюмовым его все знают. Чихсы перед ним на цирлах носятся, мастырит причесоны охрененные, и сам симпотный, как чихуахуа в рейтузах. Вот по нему тогда и загонялась, — проговорила я, пытаясь обойтись без мата.

— Нет, я не могу слушать эту непонятную болтовню. Давай-ка сделаем так, чтобы ты нормально заговорила. Перекинем твою речь на виновника торжества, — старушка мягко улыбнулась Игорю.

— Эй, я не хочу! Что это я — гопарь какой-то? — запротестовал рыжеволосый молодой человек, но старушка уже начала читать свой непонятный рэп.

— Заклинаю мягким кирпичом, коренным москвичом, черной звездой, железной водой. Пусть мое проклятье перейдет с красной девушки на добра молодца. Слово моё верно и твердо.

Прошло несколько секунд после зачитывания непонятных слов. Опять никаких громов и молний, лишь Игорь присел на корточки и шмыгнул носом. Горестно посмотрел на присутствующих, потом полез в карман и начал щелкать семечки. Мария Дормидонтовна вздохнула и взяла белого кота на руки. Тот тут же начал урчать с громкостью трактора.

— Вот и чудненько. Полностью снять проклятье не могу, ты уж извини, девонька, но вот пока этот чудак будет рядом — он и примет на себя половину твоих неурядиц. Либо будет говорить на непонятном языке, либо попадет под…

В это время Игорь поперхнулся и закашлялся. Он пытался сплюнуть горькую семечку на пол, но под строгим взглядом Галины Кирилловны убрал её в карман и закинул следующую.

— Ну чо, бабоньки, поздоровкаемся тогда? В десна жахаться не будем, на крабах разбежимся. Отныне зовите меня Игорь Фара, — слова молодого человека потянулись приторной жевательной резинкой. Таким тоном обычно спрашивают закурить в темном переулке.

— То есть твоя настоящая фамилия Лампочкин уже не котируется? — ехидностью в голосе Марии Дормидонтовны можно гранить алмазы.

— Не, это беспонтовое погоняло для лоха. Для реального пацика красавнее Фара, — Игорь закинул ещё одну семечку.

— Вот и молодец. Проклятие непонятного языка у вас будет одно на двоих, свяжет крепче, чем брачные узы. Пока вы будете рядом, то мужчина возьмет его на себя. Но если вы отдалитесь друг от друга на сто метров, то оно снова вернется к девочке. Прости, Олесенька, я тогда очень сильно разозлилась и не могу ничего поделать с проклятием неудачи. Взамен могу дать три склянки с эликсиром счастья — использовать их нужно будет только в крайнем случае. Красавица, а теперь сможешь повторить кусок текста про того, кто занимал твои думы? — улыбнулась Галина Кирилловна.

— Я думала про Анатолия Костюмова, — сказала я и распахнула глаза. — Ого, да я и в самом деле могу нормально выражаться. Как же хорошо! На дворе трава, на траве дрова! Классно-то как…

— Да уж, пока этот молодой человек находится рядом, ты сможешь спокойно разговаривать… Если он даст, конечно. А вот насчет Анатолия Костюмова… Скорее всего, я совершила непоправимое и вскоре нам придется об этом горько пожалеть, — вздохнула Галина Кирилловна.

— Говорила же я тебе, что знак на руке её видела, а ты всё не веришь. Возможно, именно она поможет нам, сестрёнка милая. Ты не помнишь — на какой срок мы Андронатия прокляли?

Коротко мявкнул кот и спрыгнул с рук Марии Дормидонтовны. Он прошествовал до Игоря и уселся рядом, подмигивая левым глазом. Игорь хотел было и ему отсыпать семечек, но хмурый взгляд Галины Кирилловны вернул руку на место.

— Нет, это было так спонтанно, так неожиданно, что я и не вспомню.

Я переводила взгляд с Марии Дормидонтовны на Галину Кирилловну и обратно. Конечно же я не совсем понимала — о чем они беседуют. Кто такой Андронатий и почему его тоже прокляли?

Запах жареных семечек расползся по квартире и ещё раз напомнил, что я не прочь бы и перекусить. Напоминание вышло громкое, из глубины живота. С таким же бурчанием недавно заводилась «Копейка» Марии Дормидонтовны.

— Ой, так вы же наверняка голодные? Игорь, перестань портить желудок шелухой! Сейчас я вас накормлю, а за обедом и поговорим, — всплеснула руками Галина Кирилловна.

Она почти что покинула комнату, когда раздалось деликатное покашливание Марии Дормидонтовны. Хозяйка квартиры повернулась к счастливой обладательнице безразмерной «Копейки». Старушка в сотне юбок смотрела таким внимательным взглядом, словно боялась пропустить малейшее подергивание лицевых мускулов Галины Кирилловны.

— Грюзельдина… так это… мы с тобой миримся?

Даже кот посмотрел на хозяйку квартиры. Та поджала губы и кивнула:

— Манюринда, я сожалею о том, что по глупости и ненужной гордости так много времени